Содрогнувшись всем телом и едва не завязавшись узлом, Меккис сказал себе: «Я должен продолжать. Времени остается в обрез».

— Успокойся, дружище! — велел Перси одному из бойцов, который, похоже, на мгновение впал в истерику.

— Да говорю же тебе, я все еще невидим! — воскликнул несчастный.

— Я выключил прожектор еще час назад, — сказал Перси, как бы нечаянно прислоняясь к дереву. — Ты попросту не можешь оставаться невидимым. Ведь я–то же вижу тебя!

— Зато я себя не вижу! — воскликнул в отчаянии ниг–парт. — Я подношу руку к глазам и, поверь, дружище, там нет абсолютно ничего!

— Слушай. Линкольн, — сказал Перси, оборачиваясь к своему заместителю. — Ты видишь этого парня?

— Само собой, — ответил Линкольн, прищуриваясь сквозь свои очки с трещиной в стекле и неоднократно поломанной роговой оправой.

— Может, еще кто–нибудь не видит этого человека? — спросил Перси, поворачиваясь к остальным бойцам, сидящим и стоящим вокруг него.

— Да нет, мы все его отлично видим, — пробормотал кто–то.

Предводитель ниг–партов снова повернулся к «невидимке».

— Ладно, бери свой проектор, и трогаемся.

— Нет, дружище. Больше я в жизни не дотронусь ни до одной из этих проклятых штук. Ни за что на свете.

— То есть, ты отказываешься подчиниться приказу? — спросил Перси, вскидывая лазерное ружье.

— Полегче, Перси, — заметил Линкольн, мягко отводя ружье в сторону. — Я сам понесу его проектор.

Перси поколебался, потом пожал плечами, соглашаясь с предложением Линкольна.

К ночи они добрались до одного из своих укрытий и пересчитались. Парня, который считал себя невидимым, с ними не оказалось.

— Так он действительно исчез, — заметил кто–то.

— Ничего подобного, — возразил Линкольн. — Он просто сбежал и направился на плантацию Гаса Свенесгарда.

— Что? — воскликнул Перси. — А ты, значит, вот так просто взял да и дал ему уйти? Если тебе было известно, что он дезертир, почему ты не пристрелил его?

— Всех не перестреляешь, Перси, — мрачно огрызнулся Линкольн. — С тех пор, как ты начал использовать эти проекторы иллюзий, от нас сбежало довольно много парней… И если ты не прекратишь, еще очень многие последуют их примеру.

— Мне уже поздно останавливаться, — сказал Перси. — С помощью этого оружия я действительно могу пробить брешь в рядах этих вонючих чизов, могу доказать им, что они вовсе не могут считать себя непобедимыми. А без этих устройств наше поражение — всего–навсего вопрос времени.

— В таком случае, — терпеливо ответил Линкольн, — советую использовать их на полную мощность. Причем, чем быстрее, тем лучше. Пока с тобой еще остается хоть немного людей.

Поначалу дезертиры проникали на плантацию Гаса Свенесгарда поодиночке и парами, затем стали появляться более крупными группами. Гас, подозревая подвох, первых расстрелял, но потом осознал, что именно происходит, и стал отправлять их в тюрьму, сооруженную на скорую руку. Кончилось тем, что он допрашивал пленников в холле своего отеля.

С самого начала не вызывало сомнения одно. Все дезертиры страдали тем или иным расстройством психики, причем, у некоторых наблюдалась ярко выраженная галлюцинаторная параноидная шизофрения.

Самой распространенной галлюцинацией было убеждение, что Перси Х не захвачен, а по–прежнему руководит, скрываясь в горах, или что он каким–то чудом бежал и вернулся в горы. Для пущей уверенности Гас позвонил в Осло и переговорил с доктором Балкани. Психиатр уверил его, что и Перси Х, и Джоан Хайаси по–прежнему пребывают под замком.

— Значит, им просто хочется так думать, — пробурчал себе под нос Гас, вешая трубку.

Прочие иллюзии поражали разнообразием и отсутствием единой картины. Единственным «типичным» случаем мог служить Джефф Бернер, некогда капитан в разношерстной армии Перси Х.

После того, как в холл привели Джеффа, Гасу не понадобились способности телепата, чтобы немедленно определить — это старый опытный вояка.

— Ты Джефф Бернер? — спросил Гас, прикуривая сигару и удобно разваливаясь в мягком кресле. Джеффу, само собой, садиться никто не предлагал.

— Так точно, — кивнул мрачный чернокожий.

— Так точно, сэр , — сурово поправил его Гас. «С этими африканцами ничего не добьешься, — сказал он себе, — если не привить им должного уважения».

— Сэр, — покорно повторил Джефф.

— А теперь скажи мне, почему ты сбежал от ниг–партов?

Бывший ниг–парт начал нервно переминаться с ноги на ногу, потом ответил:

— Все из–за этих мысленных проекторов. От них у меня начались всякие там видения.

— Какие именно? — Гас постарался, чтобы этот вопрос прозвучал по–доброму и с симпатией. Он знал: наилучших результатов добиваешься, если обращаешься с нигами, как с детьми, которыми они, в сущности, и являются. «Пусть они воспринимают меня, — сказал он сам себе, — как кого–то вроде доброго отца».

— Да разные. Включаешь, бывало, машину, воображаешь себе что–нибудь, и это вроде как становится реальным. Только… Иногда, когда выключаешь машину, иллюзии никуда не деваются. И ты продолжаешь видеть их… Порой по нескольку дней.

— А ты сам, например, что себе представлял?

Именно этот момент допроса доставлял Гасу наибольшее удовольствие. Каждая история казалась более фантастической, чем предыдущие.

— Понимаете, сэр, — неуверенно начал ниг, — это началось, когда мы с двумя другими бойцами отправились за припасами и провиантом на ферму, что на окраине вашей плантации. В тот раз нам пришлось нелегко, потому что тот фермер, его жена и двое сыновей не давали нам приблизиться, поливая из лазеров. Мы решили, что ваши ребята скоро заметят вспышки, и на нас обрушатся ионокрафты. Вот я и подумал, что неплохо бы было получить какое–никакое подкрепление с помощью этой самой машины иллюзий — всего–то какой–нибудь десяток–другой человек, чтобы нагнать на фермера страху. И на тебе — эта штука прислала двадцать четыре человека, причем, все они сражались как ветераны, а потом помогли нам донести припасы до базы. Все бы ничего, да вот только мне до сих пор невдомек, как это иллюзия может тащить на себе ящик консервов. А самое удивительное, что когда я отключил машину, эти двадцать четыре человека никуда не исчезли. Они остались со мной в горах и ели, как кони. Да, сэр, буквально, как кони. В принципе, я был не против. Я даже подружился с одним из этих ребят. Он оказался настоящим товарищем. Мы целыми часами болтали с ним, причем он, похоже, знал все на свете. Никогда в жизни еще не встречал такого умного парня. Звали его Майк Монах, он родился и вырос в Нью–Йорке. Майк говорил, что присоединился к Перси Х потому, что никак не мог найти работу. Он, вроде, так шутил, но в этой шутке была и доля правды. Много кто примкнул к Перси потому, что никому больше они были не нужны.