Заметив Сальвато, она подошла и с печальной улыбкой положила голову ему на плечо.

— Я еще издали видела, как шли вы с Микеле, — сказала она. — Я слушала эту женщину.

— Я тоже, — отвечал Сальвато. — Но расслышал только последнюю строфу ее песни.

— Она лишь повторяла предыдущие. А всего их было три, и все три предупреждают об опасности и советуют бежать.

— Прежде эта женщина тебя не обманывала?

— Никогда. Напротив, в первый же раз, как я увидела ее, она предсказала мне такое, что я тогда считала невозможным.

— А теперь это представляется тебе более правдоподобным?

— С тех пор как мы познакомились, друг мой, произошло столько непредвиденного, что теперь мне все кажется возможным.

— Хочешь, позовем эту колдунью? Если тебя она никогда не обманывала, то я могу похвалиться, что именно она наложила первую повязку на мою рану; эта рана могла быть смертельной, но я не умер.

— Одна я бы не решилась, но с тобой ничего не боюсь.

— А почему бы ты не решилась? — произнес вдруг кто-то за спиной у молодых людей, и они вздрогнули, узнав голос колдуньи. — Разве не пыталась я всегда, как добрый дух, отвратить от тебя несчастье? Разве, следуй ты моим советам, ты не была бы сейчас в Палермо, рядом с законным твоим покровителем, а не здесь, трепещущая, обвиненная в выдаче людей, которых завтра расстреляют? И наконец, даже сегодня, пока время еще не упущено, разве ты не можешь, если послушаешься меня, ускользнуть от предсказанной мною судьбы, к которой тебя столь роковым образом влечет? Я уже говорила тебе: Господь Бог

начертал судьбу смертных на их ладонях, дабы они могли, призвав на помощь всю силу воли, бороться против этой судьбы. Я не видела твоей руки с того дня, как предсказала тебе роковую и насильственную смерть. Так взгляни на нее ныне, ответь мне, не увеличилась ли вдвое, не прорезалась ли глубже та чуть заметная звездочка, что тогда пересекала надвое линию жизни на твоей ладони?

Сан Феличе глянула на свою ладонь и вскрикнула.

— Погляди сам, юноша, — продолжала колдунья, обращаясь к Сальвато, — и ты убедишься, что Провидение отметило ее знаком более ярким, чем клеймо от каленого железа, и моими устами оно дает ей последний совет.

Сальвато схватил Луизу в объятия, увлек ее к свету, насильно раскрыл ее сжатую в кулак руку и тоже не удержался от возгласа удивления: линию жизни на ладони молодой женщины рассекала пятиконечная звездочка величиной с чечевичное зерно, с легко различимыми расходящимися лучами.

— Нанно, — проговорил молодой человек, — я знаю, ты нам друг; когда я был еще свободен в своих действиях и мог покинуть Неаполь, я предлагал Луизе увезти ее в Ка-пуа, в Гаэту, даже в Рим. Но сегодня слишком поздно: моя жизнь связана с судьбою Неаполя.

— Потому я и пришла, — ответила колдунья. — Ибо то, чего уже не можешь сделать ты, еще могу сделать я.

— Не понимаю, — произнес Сальвато.

— А ведь это так просто. Я возьму Луизу с собой и уведу ее на север, туда, где нет опасности.

— А как ты ее уведешь?

Нанно откинула полу своего длинного плаща и показала сверток, который держала в руке.

— Здесь у меня полный костюм крестьянки из Маиды, — сказала она. — В албанской одежде никто не узнает супругу кавалера Сан Феличе, для всех она будет моей дочерью. Старую Нанно все знают, и ни республиканцы, ни санфедисты никого не заподозрят в дочери албанской колдуньи.

Сальвато взглянул на Луизу.

— Ты слышишь, милая? — спросил он.

Но тут подошел Микеле, до тех пор державшийся в тени у дверей, и упал перед Луизой на колени.

— Умоляю тебя, сестрица, прислушайся к словам Нанно. До сих пор все ее предсказания сбывались. Она предсказала мне, что из лаццароне я сделаюсь полковником, и вот, вопреки всякой вероятности, я им сделался. Осталась дурная часть предсказания, и, может статься, она тоже сбудется. Тебе она обещала, что красивый молодой человек

будет ранен под твоими окнами, — так оно и случилось; она говорила, что ты полюбишь его, — и ты его полюбила; она предсказала, что эта любовь погубит тебя, — и она тебя губит, потому что из любви к нему ты отказываешься бежать. Послушайся Нанно, Луиза! Ты не мужчина, бегство для тебя не позор. А мы должны остаться здесь и драться — мы и будем драться. Если мы оба выживем, то найдем тебя, если спасется один, к тебе придет один. Я прекрасно понимаю, что, если приду я, это не заменит тебе Сальвато, но это куда как сомнительно: ведь никакое предсказание не обрекает Сальвато на смерть, а я обречен. Когда только что колдунья велела тебе посмотреть на твою ладонь, бедная моя Луиза, я невольно взглянул на свою. Звезда по-прежнему видна на ней, и куда яснее, чем в день предсказания, восемь месяцев тому назад. Переодевайся же, милая сестрица, ты ведь знаешь, какой хорошенькой выглядела ты в платье Ассунты.

— Увы, — прошептала Луиза, — каким сладостным был тот вечер, когда я надела это платье! Боже мой, как далеко ушло от нас это время!

— Оно может вернуться, если ты захочешь, сестрица, надо лишь набраться мужества и расстаться с Сальвато.

— Никогда! Никогда! — шептала Луиза, обвив руками шею молодого человека. — Жить вместе с ним или вместе умереть!

— Конечно, вместе жить или вместе умереть было бы прекрасно, — настаивал Микеле, — но кто тебе сказал, что, оставаясь в городе, ты будешь жить вместе с ним или умрешь вместе с ним? В тебе говорит только твое желание и порожденная им надежда. Предположим, что ты не уедешь, разве ты останешься именно здесь?

— Нет, нет! — вскричал Сальвато. — Я увезу ее в Кастель Нуово. Знаю, замок Сант'Эльмо был бы надежнее, но после того, что произошло между мною и Межаном, я больше ему не доверяю.

— А что станете делать вы, препроводив ее в Кастель Нуово?

— Стану во главе моих калабрийцев и буду драться.

— Вот видите, господин Сальвато, вы не будете жить вместе с нею и можете умереть далеко от нее.

— Слышишь, Луиза, все может получиться именно так, как говорит Микеле.

— Ну и что же? Какое имеет значение, умрешь ты рядом со мной или далеко от меня? Ты ведь знаешь: если ты умрешь, умру и я.

— А имеешь ли ты право умирать теперь, когда умрешь не одна? — возразил Сальвато по-английски.

— О друг мой, друг мой! — шепнула Луиза, пряча голову у него на груди. В эту минуту, с улыбкой злого ангела на устах, вошла Джованнина.

— Письмо для госпожи от господина Андреа Беккера, — объявила она. Луиза задрожала, словно увидела перед собой призрак самого Андреа. Сальвато с удивлением взглянул на нее.

Микеле встал и повел глазами в сторону двери.

В дверях возникла фигура кассира Клагмана. Сан Феличе хорошо знала его: обычно именно он приносил ей проценты с денег, помещенных ею, вернее, кавалером, ее мужем, в банке Беккеров.