«Делайте только то, чего нельзя не делать, отвечайте лишь на те вопросы, на которые нельзя не ответить», — вспомнил Никита Родионович совет майора Шарафова и сказал:

— Я вам уже говорил, что не задумывался над таким вопросом. Очень трудно судить обо всем, садя здесь.

— Да, это правильно, — согласился Саткынбай. — Отсюда плохо видно. А в конечном итоге уж и не так важно, в пользу кого действовать — немцев, англичан или американцев. Я ведь просто так. Мне, по правде говоря, безразлично, кто у меня будет хозяином и кто мне будет платить. Лишь бы хозяин был с головой и знал, что делать. Мир теперь разделился на две части, и враг у нас один. А что американцы и англичане будут драться рука об руку с бывшими гитлеровцами против большевиков, это ясно каждому.

Заявление Саткынбая не удивило Никиту Родионовича. Враг, начавший борьбу с советской властью в годы ее становления и продолжавший эту борьбу в течение всех последующих лет, рассуждать иначе и не мог.

Наконец, беседа и угощение окончились. Саткынбай назначил день, место и время для новой встречи и пояснил, как она произойдет. Создавалось впечатление, что Ожогину вновь предстоит провести время в компании Саткынбая. Никчемная болтовня начинала надоедать да и не устраивала Никиту Родионовича. Но делать было нечего.

Абдукарим ждал Ожогина в машине на улице. Пыльная дымка висела над городом и сливалась с темнеющим небом.

«Ну, хорошо, что хоть узнал второго мерзавца», — подумал Никита Родионович, искоса поглядывая на шофера.

На этот раз Абдукарим вообще не произнес ни единого слова. Подбросив Никиту Родионовича до центрального парка, он остановился и открыл дверцу.

«Вот это тип, — решил Ожогин. — Пожалуй, почище Саткынбая. Хорошая выучка».

Майор Шарафов в беседе с Никитой Родионовичем поинтересовался лишь одним. Он спросил:

— Кстати, вы не помните, кто-нибудь за время вашего пребывания у Саткынбая во двор не заходил?

— Нет, — твердо заверил Ожогин.

— А Саткынбай вас не оставлял?

Ожогин спохватился. Он упустил из виду, что Саткынбай отлучался.

— Эпизод этот не случаен, — заметил Шарафов, — и получит свое дальнейшее развитие. Вы напрасно недооцениваете эту встречу. Она нам кое-что дала.

Саткынбай солгал, когда ответил Ожогину, что его друг Абдукарим всегда такой странный и что удивляться этому нечего. За последнее время Абдукарим действительно изменился. Вообще он разговорчивостью не отличался, неохотно отвечал на вопросы, больше отмалчивался или говорил неопределенно.

Но теперь его угрюмость и молчаливость даже Саткынбаю бросались в глаза. Саткынбай объяснял эту перемену в Абдукариме предстоящими изменениями в его жизни.

— Забил свою дурацкую голову этой женитьбой, — возмущался вслух Саткынбай.

Уже несколько раз он пытался переубедить друга: приход в дом постороннего человека Саткынбая не устраивал. Он знал мельком невесту Абдукарима и слышал от других, что это девушка грамотная, самостоятельная, властная по натуре.

Но уговоры друга на Абдукарима не действовали. Он, видимо, твердо решил жениться.

— Ты что ищешь в женитьбе, счастья? — спрашивал -Саткынбай.

— У каждого своя судьба, — отвечал Абдукарим. — Каждый сам определяет себе место в жизни.

— У тебя определенно перевернулись мозги, — заключал с досадой Саткынбай, и на этом разговор прекращался.

Но Саткынбай снова возвращался к нему при каждом удобном случае, не теряя надежды, что все-таки урезонит друга.

Саткынбай имел основание беспокоиться за будущее Абдукарима. Ведь он втянул его в дело, посвятил в свое прошлое. Абдукарим возил на машине не только его, но и человека, стоящего над ним, выполнял кое-какие поручения последнего, даже неизвестные Саткынбаю. Абдукариму известны квартиры, о которых никто знать не должен. Лицо, руководившее Саткынбаем, дважды спрашивало его, надежен ли Абдукарим и в обоих случаях Саткынбай ручался за друга, как за себя.

Сегодня Саткынбаю и Абдукариму предстояло встретить Ожогина.

В дороге Саткынбай вновь возобновил разговор о женитьбе. Он постарался дать понять другу, что его женитьба может отрицательно отразиться на общем деле. Так еще он никогда не говорил Абдукариму. Этот аргумент, как последний и наиболее веский, он оставлял про запас.

Абдукарим молчал, угрюмо глядя на дорогу.

— Ты что молчишь?

Абдукарим заговорил, наконец, заговорил неясно, туманно и слова его можно было понять двояко. Саткынбай с трудом уловил основную мысль. Из нее следовало, что личная жизнь человека — это прежде всего.

Такой исход разговора Саткынбая совсем не устраивал.

— Ты хороший шофер, но плохой дипломат, — заметил он с досадой. — Не хочешь слушать меня — пожалеешь.

Утро этого дня принесло Никите Родионовичу неожиданную радость. Он получил долгожданное письмо от Иннокентия Степановича Кривовяза, который четыре года назад послал его и Андрея в долгий и опасный путь в логово врага.

Иннокентий Степанович работал сейчас секретарем горкома партии в том городе, куда послал друзей и где они встретились с Юргенсом.

После изгнания гитлеровских захватчиков из родного города партизаны Кривовяза влились в Советскую Армию. Сам Кривовяз дошел до Праги, затем был переброшен на Дальний Восток, где пробыл до капитуляции Японии, а затем после демобилизации вновь вернулся на партийную работу.

Много приятного и радостного сообщил в письме Иннокентий Степанович. Жив Денис Макарович Изволин. Сыну его Леониду, погибшему от рук гестапо, поставлен в городе памятник. Игорек учится в десятилетке, живет вместе с Изволиными. Иннокентий Степанович не забыл и остальных товарищей по подпольной работе. Повелко, Заболотько... Несколько строк уделил Сашутке, — он заведует гаражом горкома партии. Все шлют сердечные приветы и ждут весточек.

Письмо наполнило радостью Ожогина, вернуло к прошлому, заставило еще раз мысленно пережить уже далекие дни.

Весь день Никита Родионович был под впечатлением новостей, полученных от Кривовяза, и даже, направляясь на очередное свидание с Саткынбаем, обдумывал свой ответ друзьям. «Напишу всем одно письмо, — размышляя Ожогин, — и дам понять, что борьба продолжается и сейчас, только в другой форме».

Занятый этими мыслями Никита Родионович незаметно достиг условного места — трамвайной остановки — и начал прохаживаться взад и вперед. Через несколько минут подкатила знакомая машина. Первое, что бросилось в глаза Ожогину, — другой номер; значит, Абдукарим менял номера. Надо было рассказать о новой уловке врагов майору Шарафову.

— Опять к вам? — поинтересовался Никита Родионович, когда машина тронулась.

— Нет, теперь в другое место, — ответил Саткынбай и почему-то подмигнул.