Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, когда только её забрали из башни, все шугались её, обходили стороной, и она просто сидела в одиночестве, слушала музыку в телефоне, подпевала себе под нос. Не заметила, как её облепили серые девочки.
Сначала они просто проходили мимо, останавливались послушать, потом словно приходили в себя и убегали. Но постепенно стали садиться рядом, кто-то пытался подпевать. Но забавнее всех была Найта.
Она сидела скромненько, поодаль и боялась подойти ближе, не из-за страха перед ведьмой, а чтобы не побеспокоить, чтобы не показаться назойливой. Эта девочка заставляла сердце Хэлы разрываться от боли, тянула мысли домой, слёзы душили, внутри появлялась пропасть черноты. И тогда женщина улыбалась и пела через силу, чувствовала отдачу и становилось легче.
Однако в ночи, когда наваливалась бессонница, Хэле приходилось сражаться с той тьмой, что была внутри.
Она нашла укромное место на одной из башен Зарны, замка, куда её поначалу доставили. Сидела в темноте, кутаясь в покрывало, смотрела на засыпающий город, что был за стенами замка, пила и пела. Грустные, унылые песни, русские народные, казачьи, да и песни из репертуара русского рока, полные депрессии и бесконечной тоски.
Они помогали помнить о доме, помнить о том, кто она такая, помогали справляться с паникой и слезами. А ещё со злостью.
Вообще Хэла была нелюдима, но не зла. Обычно взрывалась только, когда дети выводили из себя, больше от обречённой беспомощности и усталости, чем от злости, да и тогда жалела очень сильно, потому чаще всего держала всё в себе.
А здесь злиться было опасно. Тут нельзя было просто так выпустить наружу гнев и не получить очень конкретные последствия. Хэла быстро поняла, что сказанные ею слова имеют очень осязаемое воплощение — пожелала сгоряча магу в башне облезть и тот облез. Волосы, кожа… И хотя с одной стороны хорошо стало, ух, потому что внутри были желчная обида, что оказалась здесь, что выдернули из привычного мира, что вокруг происходит что-то невозможное, что мерзкий сон никак не проходит, а ощущение, что Хэла попала в чистилище не отпускает. Но видела, как страдает человек, у которого клоками волосы выпадают, кожа слезает, словно он ящерица в линьке, и становилось стыдно. А главное, казалось, что у несчастного теперь так будет всегда.
Хэла честно попыталась исправить дело, но получилось не очень, поэтому с того момента старалась говорить осмысленно и чётко. А это было сложно, потому что ругаться любила и ёмкое словцо употребляла довольно часто.
И, попав в Зарну, Хэла помнила этот урок, следила за пожеланиями, разбираясь постепенно что тут к чему. И после того, как к ней прикипели серые, а потом и Найта, стали оттаивать и домашние.
Первой была повариха и, как поняла чёрная ведьма, кормилица Роара, Мита. Изначально женщина только зыркала пренебрежительно, фыркала и ворчала недовольно, но когда увидела отношение ведьмы к Найте, стала относиться к Хэле мягче, а потом и вовсе оттаяла и в конечном счёте они стали подругами. Мита была сердечной, простой и открытой, рядом с ней было уютно и тепло. Ещё повариха любила поболтать и, благодаря ей, чёрная ведьма много узнавала. Прежде всего о мире, в котором оказалась, о правилах жизни, о быте и устройстве всего вокруг.
А ещё Мита обожала “мальчиков”, а именно так она называла ферана, митара и бронара, и это было невероятно смешно, ведь “мальчики” были суровыми мужиками, а феран и бронар похоже даже улыбаться не умели.
От поварихи Хэла узнала, что в роду Горанов была проблема связанная с размерами новорожденных детей. Каждый раз, когда женщина, законная супруга или наложница, рожали от мужчины из этой семьи, была опасность, что мать не разродиться или умрёт после родов от кровопотери.
Так умерли две супруги Рейнара Горана, отца Роара и Элгора. Роара из несчастной матери вырезали, смерть её очень сильно ударила по её мужу, который жену, по словам Миты, обожал. Вторая его жена, хоть и была здоровее и крепче, но всё равно умерла, родив Элгора и не прожив после даже дня.
И, когда у одной из беременных наложниц бронара отошли воды, Мита замерла в беспокойном ожидании новой беды. Несмотря на то, что девица по имени Эрона была достаточно дородной и сильной, но крупного ребенка она вытолкнуть из себя никак не могла.
Время шло, лекарь ничего не мог поделать, повитуха разводила руками, стараясь успокоить роженицу, но толку от этого всего было ноль и ничего не происходило. И вот Хела, сидящая во внутреннем дворе замка, увидела тягучий чёрный туман, словно сгущающийся над тем местом в замке, где горемычная мать пыталась вытолкнуть из себя несчастного младенца.
Эта темень была смертью и Хэла сама не понимая причин для своего поведения, ведь несмотря на то, что через роды она проходила четыре раза, в них ничего не понимала, откуда ей взять знания о том, что и как делать, да и вообще какое ей дело до того, что происходит? Хэла не лекарь и не повитуха, она чёрная ведьма! Она здесь чтобы вредить, калечить, убивать…
Но сила влекла её, она видела светлое, золотое сияние, которое было ещё в комнате, но уже поглощалось этой жуткой тьмой, с которой Хэла знала, идиотка, как бороться.
"Окей, Хэла", чтоб тебе!”
Но в комнату к роженице её не пустили — серой нельзя, чёрной ведьме тем более. Она в отчаянии видела триумф тьмы над светом, смерти над жизнью. Мать была ещё жива, а вот ребенок умирал. И от этого хотелось плакать в голос.
И Хэла ринулась к ферану. Сейчас, спустя несколько луней после того происшествия, Хэла наверное сказала бы, что этот поступок был самый безумным из всех, которые она творила попав сюда. Но тогда — слёзы застилали глаза, а внутри была адовая злость на то, что ей не дают помочь там, где она может, лишь из-за каких-то бредовых предрассудков. Сравнивали Хэлу с предыдущей ведьмой, которая, как она поняла, зашла бы в эту комнату только для того, чтобы преумножить тьму и насладиться видом наступления смерти.
Но Хэла не такая! “Что б вам всем…” — она осеклась и влетела в библиотеку Зарны, где так сказать был кабинет ферана, даже забыв постучать, не то
