Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Или ты будешь есть, или вся эта вода сейчас выльется на тебя, — опасно шепчет он мне на ухо. — А мокрые белые блузки становятся прозрачными, ты в курсе?
— Ты сволочь, — бессильно говорю я. — Мудак.
— Скажи что-то новое, детка, чего я не знаю. Неприятно ходить в мокром, верно? А переодеться тебе не во что.
На самом деле есть. В сумке лежит его футболка. Но я лучше пройдусь голой по корпусу, чем надену ее.
— Детка? — он чуть наклоняет бутылку: ледяная капля стекает по моему позвоночнику, блузка моментально намокает в этом месте и липнет к спине.
— Да, — с ненавистью говорю я.
— Что «да»? — ласково спрашивает Соболевский, так явно наслаждаясь моей беспомощностью, что хочется его убить.
— Да, я буду есть, — я буквально выплевываю эти слова ему в лицо, и он ухмыляется.
— Вот видишь, как просто. Это тебе урок, детка. Не стоит со мной спорить. Все будет так, как я хочу. Рано или поздно.
Глава 7. Его проблемы и мои проблемы
Сначала я думаю, что под пристальным взглядом Соболевского мне будет неловко есть, а потом сажусь за стол, вижу всю эту вкусноту и понимаю: я такая голодная, что мне, видимо, все равно.
Я съедаю суп, салат и даже кусочек овощного гратена с запеченным лососем, а остальное отодвигаю в сторону.
— Ешь, — требует Соколовский.
— Я наелась.
— Опять врешь?
— Честно.
— Десерт? — он кивает на тирамису, украшенное клубникой.
— Не хочу, спасибо.
Но Соболевский, прищурив свои темные глаза, вдруг берет одну ягоду, обмакивает ее в крем и подносит к моему рту. Я плотно сжимаю губы, и тогда он просто медленно ведет по их контуру, пачкая меня сладким кремом.
— Открывай ротик, детка.
Я мотаю головой.
— Детка, мы же, кажется, уже договорились, что со мной не надо спорить. Кто тут главный?
Я возмущенно приоткрываю рот, чтобы возразить, и в этот момент он ловко проталкивает ягоду между моих губ.
Глупо будет, если я ее выплюну, да? Тем более что она какая-то невероятно сладкая и пахнет обалденно.
— Вкусно? — Соболевский смотрит на меня так, будто я сама десерт, который он готов сожрать.
— Д-да, — почему-то шепотом говорю я.
Между нами повисает молчание, но оно не пустое и безразличное, а плотное, наэлектризованное, словно воздух перед грозой.
— Спасибо, но мне… мне идти надо, — вскакиваю я, потому что не могу уже этого вынести. — Куда опять? — хмурится он. — Еще не везде полы помыла?
Я закусываю губу от внезапного укола обиды. Это было грубо. Грубо и некрасиво.
Но я не собираюсь показывать Соболевскому, что он меня задел, поэтому говорю максимально сдержанно и спокойно:
— Мне на занятия надо. Я тут учусь вообще-то, — не удерживаюсь и добавляю язвительно: — В отличие от некоторых!
— Да, да, ты у нас вся такая хорошая девочка, — ухмыляется Соболевский. — А правда, что хорошим девочкам нравятся плохие парни, а, детка?
— Нет, — говорю я резко. — Так только в книжках бывает.
— Оу, детка, какие ты книжки интересные читаешь! — смеется он хрипло. — Расскажешь?
— Неправда! — протестую я. — Я такое не читаю!
— Да ладно? А откуда тогда знаешь? — продолжает он веселиться.
— Все, хватит. Мне пора, — я хватаю сумку и собираюсь идти.
Соболевский тут же поднимается из-за стола.
— Окей, — кивает он. — Пошли, провожу тебя.
Черт! Ну что он никак не отстанет, а?
Как-то слишком много Соболевского в моей жизни в последнее время. И слишком много проблем от него. Мне нужно собраться с мыслями и понять, где взять денег, а рядом с ним я вообще не могу нормально думать. Он ужасно отвлекает.
Мы идем по коридору. Обычно здесь всегда много народу, но сейчас все на лекциях, и, кроме нас двоих, никого тут нет. И я даже не успеваю подумать о том, чем это может мне грозить, потому что Соболевский вдруг останавливается, хватает меня и теснит к стене, пока я не оказываюсь зажата с одной стороны стеной, а с другой — его телом.
— Отпусти!
— Не могу, детка, — с сожалением говорит он, наклоняется и проводит носом по моей шее, жадно вдыхая мой запах. — Меня на тебе заклинило. Ничего, блядь, делать не могу. Одна ты в голове.
Я удивленно замираю и смотрю на него неверящим взглядом: Соболевский в меня влюбился? Разве такие, как он, могут влюбляться?
Но дальнейшие его слова тут же показывают, как все есть на самом деле.
— Хочу тебя. Дико хочу. И чем больше ты хвостом крутишь, тем больше хочу. Все время думаю о том, как возьму тебя, — горячо шепчет он. — Закину твои стройные ножки к себе на плечи и трахну. А ты будешь стонать подо мной и кусать свои красивые губки. Бля, твои губы это отдельный пиздец… Постоянно представляю, как ты мне отсасываешь.
— Прекрати! — я бью его ладошками по груди, по лицу и едва не плачу. — Как ты можешь вот так спокойно стоять и говорить мне такую грязь! Я не хочу, не хочу это слушать! Это твои проблемы, что ты такой испорченный!
— Нет, детка, — говорит он жестко и перехватывает мои запястья. Взгляд у него пугающий. — Ты ошибаешься. Теперь это наша общая проблема.
Эти слова становятся последней каплей. Я больше не могу молчать.
— Проблемы?! — яростно говорю ему, и он, кажется, даже немного теряется от моего напора. — Ты правда считаешь, что у тебя проблемы, Соболевский? Какие? То, что ты хочешь меня поиметь, а я против? Да ты просто с жиру бесишься! Хочешь я расскажу тебе, что такое настоящие проблемы?
— Ну? — поднимает он иронично бровь. А меня продолжает нести.
— Меня отчислят, если я до пятницы не оплачу этот семестр! И я навсегда потеряю шанс на то, чтобы выбраться из того болота, в котором живу. А я не оплачу, потому что у моих родителей нет денег. Вот что такое настоящие проблемы, Соболевский! Но тебе этого никогда не понять.
Я умолкаю, чувствуя,