Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общих чертах довольно запутанный сюжет этой картины выглядит следующим образом. Возглавляющий новую советскую стелс-подлодку «Красный Октябрь» вдовствующий литовец Марко Рамиус (Шон Коннери) получает секретное задание обстрелять ядерными боеголовками Соединенные Штаты и направляет свое судно к североамериканскому побережью. Тем не менее аналитик ЦРУ Джек Райан (Алек Болдуин) склонен верить, что на самом деле Рамиус вместе с подлодкой намерен дезертировать. Адмирал Джеймс Грир (Джеймс Эрл Джонс) и советник по безопасности Джеффри Пелт (Ричард Джордан), доверяя инстинктивным ощущениям Райана, решают помочь Рамиусу. Однако им приходится столкнуться со всем советским флотом, направленным на перехват «Красного Октября» – ведь Рамиус успел открыто заявить о готовящейся им измене в письме к своему дяде, адмиралу Падорину (Питер Циннер)[81]. Среди преследователей подлодки Рамиуса – капитан Туполев (Стеллан Скарсгард), один из его бывших студентов и друзей. Оператор гидролокатора Рональд Джонс (Кортни Б. Вэнс) – член экипажа субмарины «Даллас», руководимой капитаном Бартом Манкузо (Скотт Гленн) – первым обнаруживает присутствие русской подлодки и разрабатывает способ ее отслеживания, поэтому именно на его субмарину, рискуя жизнью, в итоге прибывает Райан. Между тем Пелт пытается вывести на чистую воду русского посла Андрея Лысенко (Джосс Экланд), который притворяется, что советский флот всего лишь ищет потерявшуюся подлодку. В финале Райан, Манкузо и Джонс пересаживаются на «Красный Октябрь», чтобы помочь Рамиусу одолеть и подлодку Туполева, и корабельного кока-диверсанта. Под их защитой «Красный Октябрь» благополучно укрывается на реке Мэн, в результате потеряв только одного человека – близкого друга и заместителя Рамиуса, капитана Василия Бородина (Сэм Нил).
Еще до выхода фильма в Англии критик «Sight and Sound» Дж. Дж. Хансекер включил его в свою заметку (весна 1990 года), где писал о том, что современное кино неспособно идти в ногу со временем: «Впервые в истории темп политических изменений стал быстрее периода подготовки фильмов» [Hunsecker 1990: 106]. И все же, хотя, по мнению Хансекера, «Охота за “Красным Октябрем”» и «упустила свой момент», критик был менее убедителен, говоря об абсолютной неуместности этого фильма в тот год, когда процесс десоветизации протекал не столь очевидно[82]. С одной стороны, осознавая проблему анахронизма, сценаристы Ларри Фергюсон и Дональд Стюарт подали нарратив Клэнси в ретроспективе, лишив его злободневного пафоса. Поэтому первое, что появляется на экране, – это титр, задающий время действия: «Ноябрь 1984 года, незадолго до прихода к власти Горбачева». С помощью этой ретроспективной отсылки к советскому лидеру, ставшему «человеком года» в 1990 году, Фергюсон и Стюарт фактически превратили нарратив Клэнси в пролог к тем радикальным изменениям, к которым привело избрание Горбачева. Действительно, хотя было еще слишком рано рассматривать холодную войну как исторический факт, 1990 год тем не менее мог показаться идеальным временем, когда американская аудитория уже была способна оглянуться назад и принять с добродушным удовлетворением историю об измене советской идеологии, в то время как сами текущие события придавали все более реальный характер таким на первый взгляд неправдоподобным событиям. Ретроспективное дистанцирование в итоге удовлетворило и Шона Коннери, который поначалу отверг роль Рамиуса «по причине нереалистичности такого сценария для эпохи окончания холодной войны» [The Russia House Trivia IMDb], но затем все же дал согласие, уверившись в том, что создатели фильма отказались от претензий на злободневность. Более того, историзация присутствовала и у самого Клэнси, взявшего за основу для своей книги реальный инцидент из предыдущего десятилетия. Этот инцидент упоминается Райаном на брифинге кабинета:
8 ноября 1975 года «Сторожевой», ракетный фрегат типа «Кривак», попытался совершить побег из Риги (Латвия) на шведский остров Готланд. Бортовой замполит Валерий Саблин возглавил мятеж военнослужащих. <…> Авиационные и воздушные подразделения атаковали их и принудили остановиться в 50 милях от шведской акватории. <…> Саблин и 26 других членов экипажа были расстреляны по приговору военно-полевого суда. В последнее время у нас были сообщения о случаях мятежа на нескольких советских судах – главным образом на подводных лодках [Clancy 1984: 88].
С другой стороны, отнюдь не все, подобно Хансекеру (и Коннери), были так же убеждены в том, что коммунистическая угроза осталась в далеком прошлом. Как довольно обтекаемо заметил критик, «теперь, с окончанием холодной войны и согласием о двустороннем сокращении вооружения, сама холодная война выглядит уже не так устрашающе, как раньше…» [Hunsecker 1990: 106][83]. По правде говоря, официальное завершение холодной войны никоим образом не внушало всеобщей уверенности в надежности России. Даже после Женевы и других саммитов многие на Западе сомневались либо в приверженности советского лидера проводимым им реформам, либо в его способности победить внутреннее сопротивление в различных кругах. Хотя с каждым месяцем обещания Горбачева об альянсе между США и бывшим Советским Союзом звучали все более правдоподобно, сорок лет подозрений не могли не оставить свой след. На обоюдную скрытность, сохранявшуюся в эпоху гласности, намекает последний вступительный титр фильма, обещающий зрителю разоблачение на экране событий, сохраняющих высокую степень секретности из-за желания обеих сторон «сохранить лицо»: «Но, согласно неоднократным заявлениям советского и американского правительств, событий, которые вы сейчас увидите, в реальности не было». Вдобавок ровно через неделю после выхода фильма (11 марта 1990 года) Литва провозгласила свою независимость от Советского Союза и Горбачев назвал ее действия незаконными. Это удивительное стечение обстоятельств образовало ненавязчивую параллель к показанной в фильме попытке советских войск предотвратить дезертирство литовца Рамиуса. Несмотря на то что