Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Марэн, ваши защитные чары…
Говорить с некромантом было все еще бесполезно, его тело пока что не погибло, но само это обстоятельство уже являлось подвигом человеческой живучести, и не стоило ожидать большего. Уложив волшебника на траву возле дороги, Тобиус порылся в сумке и вытянул оттуда крохотный фиал, наполненный прозрачной жидкостью насыщенного индигового цвета. Откупорив его, он сделал маленький глоток и сморщился от невообразимой горечи. Слегка заломило виски, шумная волна магического прилива затопила сознание, и запас магической силы пополнился на несколько сотен иоров.
Прикрыв глаза, маг соприкоснулся с ажурной клетью защитных заклинаний, которыми Марэн, уходя, накрыл свою собственность. Он быстро отверг мысль попытаться войти внутрь с некромантом на руках, в надежде что чары примут это за возвращение хозяина и распадутся. Риск того, что на Тобиуса рухнуло бы все, припасенное Марэном для воров, показался серому волшебнику уж слишком большим. Осторожно распутывая нити, расшатывая основы системы и надламывая печати, Тобиус в конце концов снял защиту.
Пришлось втаскивать тело на вершину башни, в кабинет некроманта. Марэн был положен на жесткую дощатую лежанку, покрытую тонкой льняной тканью, а серый маг отправился рыскать по полкам и шкафам. К его разочарованию, оказалось, что хозяин гостиничного двора — никудышный зельеваритель. Никаких редких и ценных ингредиентов, даже стандартный набор трав и порошков не был собран полностью. При таком раскладе стоило благодарить судьбу уже за то, что хотя бы котел имелся в наличии и колдовской очаг исправно горел. Тобиусу пришлось лезть в собственную сумку и доставать коробки из пасти Лаухальганды.
Серый маг беспрерывно варил лекарства и комбинировал противоядия в течение двух суток, попутно поддерживая в Марэне жизнь. К счастью, у него осталось несколько иголок с образцами кислотного яда для создания антидота. На третий день некромант умер, и пришлось пересаживать ему сердце, а заодно и глаза взамен вытекших.
Пробный образец противоядия Тобиус вливал в тело Марэна на протяжении следующих трех дней, после чего проявились побочные эффекты в виде пурпурных язв на правой руке. Взяв образец вещества из язв, волшебник разобрал его состав, изменил формулу антидота и начал вливания улучшенного состава. Повреждения организма были страшными. Что-то Тобиус смог исправить благодаря опыту и целительским талантам, ну а что-то могло исправить лишь время и чудо. Особенно сильно пострадало лицо, и надеяться, что оно когда-нибудь станет выглядеть как прежде, не следовало. Тем не менее Марэн потихоньку выкарабкивался с того света, доказывая, что некроманты — самые живучие из всех волшебников мира.
Прошли полторы недели, в течение которых Тобиус сидел над телом Марэна, неотрывно следя за его состоянием. Однажды ночью налетела гроза, как в тот первый вечер, когда Тобиус пришел в «Кладбищенский двор». Волшебник спустился в погреб, чтобы набрать себе еды, когда во входную дверь громко постучали. Причем не просто громко, а так, будто хотели высадить дверь. Поставив деревянный поднос на стойку, Тобиус подошел к двери. Впускать в зал сырость и холод снаружи, где разбушевалась непогода, не хотелось, но и сделать вид, что никого нет, было нельзя. Он отпер дверь.
— Мы закрыты, — сказал Тобиус, получив пощечину от холодного ветра, ворвавшегося в зал.
Короткая вспышка молнии выхватила из темноты силуэт высокого человека в дорожном плаще со стоячим воротником. Рука волшебника дернулась к жезлу, но он вовремя остановился, потому что жезл остался на вершине башни, а на пороге «Кладбищенского двора» стоял не Змеиный Язык.
— Почему я не могу войти? — спросил посетитель грубо.
Тобиус глубоко втянул носом мокрый и холодный воздух — лицо его стало жестче.
— Наверное, тебе мешает вот это. — Он указал пальцем на дверной косяк, на котором виднелись вырезанные его собственным ножом новые охранные знаки.
— Где хозяин?
— Болен.
— Впусти, у меня есть приглашение. Марэн мой друг.
— Всякий может сказаться другом человеку, который сам за себя отвечать не может. Пшел прочь.
Между треуголкой, с которой стекали ручейки дождевой воды, и краем поднятого воротника на лице незнакомца вспыхнули красные огоньки.
— Ты хоть знаешь, на кого лаять вздумал, смерд? Да я сейчас стены порушу, и никакие знахарские царапки на косяке твоего горла не спасут!
Тобиус без слов вскинул руку и ударил потоком золотого света, снося собеседника с порога. Из темноты послышался громкий вопль боли, перетекший в жалобный скулеж.
Раздался громовой раскат.
— И чтобы больше не появлялся здесь, — бросил серый маг в холодную ночь. — У меня еще много такого припасено! На целое кладбище хватит! Падаль ходячая…
С этими словами он захлопнул дверь, запер все замки, проверил систему защитных чар, которой опутал «Кладбищенский двор».
Марэн очнулся на вторую неделю. Тобиус сидел за его столом и разбирал бумаги, украденные из лаборатории Змеиного Языка, когда некромант захрипел громче обычного.
— С пробуждением. Не пытайтесь говорить, у вас глотка пересохла и язык распух. Сейчас дам воды.
Напоив больного, серый волшебник уселся в кресло рядом с ним и стал проверять состояние тканей. Специальные чары, «пришитые» к органам Марэна, проецировали наружу неосязаемые потоки световых рун и глиф, по которым можно было читать о состоянии организма.
— Где мы?
— А вы не чувствуете запаха?
— Моя лаборатория.
— Да, именно.
— Я ничего не вижу.
— Конечно. Ваши глаза буквально испарились, пришлось пересаживать новые.
— Вы смогли провести столь тонкую операцию? Я впечатлен.
— Благодарю. Глаза приживутся через несколько месяцев, но вам лучше беречь зрение.
— Обяза…
— Также пришлось пересадить вам новое сердце.
Истончившиеся за время болезни руки некроманта дернулись, но упали бессильными плетьми. Потом он медленно пошарил пальцами по груди и нащупал длинную линию швов под бинтами.
— Тонкая работа… да вы великолепный целитель, чар Тобиус.
— К счастью, эту грань Искусства я смог в себе развить. Хотя, будь вы менее выносливым, я бы вас не вытащил. К тому же трудно сращивать ткани некроманта — часть целебных чар для вас имеет противоположный эффект.
— Я знаю, это отторжение моего Дара к жизни. Увы. Сколько времени прошло?
— Две недели. Две с половиной, не знаю точно.
— И вы все это время не давали мне умереть?
— Делал что мог.
— Однако. Не могу подобрать слов благодарности. Не приходилось их использовать.
— Не утруждайтесь.
— А малефикарум?
— Я его убил.