Михаил был вынужден позвать на помощь ордынцев. Осенью 1307 года пришла Таирова рать. Правда, ордынцы безобразили мало, ни один город от них не пострадал. Но намёк в Москве поняли. Юрий Данилович был вынужден на время «успокоиться» в своих разросшихся с 1300 года владениях. Новгород также принял к себе нового Великого князя. Тут всё было в новгородцах: они, ещё недавно подписав договор с Михаилом «и от Андрея, и от Татарина, и от Иного кого», ещё не свыклись, что теперь москвичи для них стали более выгодным союзником. В их стойкости опытные новгородцы и на войне, и в хозяйственных делах, и в финансах пока сомневались. Уровень подготовки и особенно вооружения небогатых москвичей и киевлян Родиона ни в какую не мог сравниться с многочисленным опытным воинским контингентом Новгорода, Пскова, Старой Руссы и их земель. А особенно – с тяжёлой конницей воинов-монахов – Владыкиным полком (Говоря современным спортивным языком, у новгородцев была длинная и дорогая лавка, а у Москвы – один коротенький состав, без запасных). Поэтому новгородцы решили выждать, наблюдая пока больше за шведскими берегами. Кроме того, в Новгороде, как и в Сарае, долгой войны не хотели, ибо она мешала большой торговле. Кроме того, произошёл раскол среди самих Даниловичей. Борис с братом Александром в результате противоречий со старшими братьями отъехали в Тверь [165]. Это было тяжело, но не смертельно.

Зато у Юрия и Ивана сложились весьма плодотворные отношения. Сам Юрий больше занимался военными вопросами, вёл внешнюю политику, а Иван взял на себя внутренне управление княжеством. Иван Данилович решал хозяйственные вопросы, ведал сбором налогов, добросовестно исполнял роль судьи. Летописи отмечают, что москвичи полюбили князя за его высокую ответственность, заступничество за «вдовиц и сирот». Князь не пренебрегал раздачей милостыни. Ему даже дали прозвище – Добрый. Его также называли Калита (от слова «калита» – небольшая поясная денежная сумка), но реже. Уже в более позднее время авторы хроник, чтобы выделить князя из других правителей, оставили более редкое прозвище – Калита. И опытные новгородцы тоже никуда не торопились. Войско сильное, денег много, и все речные пути идут через них. Даже крайний северо-восточный речной маршрут Белоозеро – Нижний Новгород начинался на Ладожском озере. До сих пор Михаил Ярославич еще ни разу не был в Новгороде. Только в 1308 [166] году он отправляется туда. То есть Новгород 4 года не признавал Михаила и с ярлыком. Хотя они не порвали с Тверью ещё окончательно, но звоночек князю уже сделали: дядя Миша, чти наши интересы. Между городом и князем было подписано 4 договорных грамоты. Однако планы князя простирались дальше. Не успев завладеть Москвой, Михаил Ярославич решил завладеть Нижним Новгородом. (То есть тем самым северо-восточным маршрутом; к тому же, город в 1310 году перешёл под покровительство Москвы) [167]. Москва продолжает сопротивляться, а Новгород начинает всё больше становиться во фронду – и именно к Михаилу, как и Митрополит Пётр. Если бы это удалось князю, то он оказался бы в очень выгодном положении. Через устье Оки (место слияния рек) Михаил Ярославич всегда мог бы иметь влияние на Москву. Выбив её из этого места. Однако этот поход окончился неудачно для Твери [168]. Историк Борзаковский выдвигает на первый план участие в этой борьбе митрополита и уясняет мотивы, почему он встал на сторону Москвы. В 1311 г. Михаил Ярославич посылает тверское войско под начальством своего сына Дмитрия, которому было 12 лет, чтобы то заняло Нижний Новгород. Сам Михаил не пошел на Нижний. Так как весьма опасался, что в его отсутствие на Тверь может напасть неуступчивый

Юрий. И тогда поведение Новгорода может снова шатнуться от него. Тогда и хан не поможет. Однако другие князья не мешали походу тверской рати, и она успешно дошла до Владимира. Тогда во Владимире митрополитом был уже Петр. Он остановил князя и «не благословил его Петр митрополит столом» [169], и княжич Дмитрий, простояв три недели, воротился без всякого успеха. Этим самым митрополит оказал Москве дипломатическую помощь, нивелировавшую помощь Михаилу от Орды. Но почему? И вот тут-то начинается закручиваться наш средневековый тверской детектив. Как окажется позже, время на захват Нижнего Михаил уже упустил. Он ещё имел доверие в Сарае, но уже упускал его в Новгороде. А новый митрополит и вовсе занял позицию сдерживания Твери.

Где-то в середине XIII века на Волыни родился мальчик. Родители его были, очевидно, людьми состоятельными. Во всяком случае, состояния достаточного, что бы на семейные средства впоследствии был сооружен монастырь. Мы даже не знаем, как мальчика звали в миру. Сохранилась только легенда, что, когда он был еще в утробе матери, на рассвете одного воскресного дня мать его видела такое видение: ей представилось, будто она держит на руках своих агнца, посреди рогов которого выросло густолиственное дерево, имеющее множество плодов и цветов, посреди ветвей его было множество свечей – светящих и издающих благоухание. Впоследствии святитель Киприан (первосвятитель Русский при Дмитрии Донском) говорил, что это знамение тех великих даров, которыми Господь имел наделить своего избранника, который должен был совершить в отечественной Церкви особое и великое служение. На двадцатом году жизни будущий святитель стал иноком в одном из волынских монастырей, где и получил имя Петр. Носил в монастырь воду на плечах, зимой и летом мыл братские власяницы. Исправно стоял службы. К 30 годам Петр уже был рукоположен в сан священника и стал иконописцем.

В 1285 году на Волынь приехал митрополит Киевский и всея Руси Максим. Узнав об этом, Петр написал образ Богоматери и преподнес его митрополиту. Максим украсил икону золотом и дорогими камнями, а потом до конца жизни хранил в своей келье. Петровская икона Божией Матери, общерусская святыня, сейчас находится в Успенском соборе в Москве, куда была помещена в 1325 году. Перед этой иконой молился великий князь Иоанн III, уходя на реку Угру против войск хана Ахмата. Её брал с собой патриарх Иов, когда хотел убедить Бориса Годунова принять царство. С Петровской иконой Богоматери в 1613 году отправился рязанский архимандрит Феодорит в Кострому к Михаилу Фёдоровичу Романову для призвания его на царство. Праведная жизнь Петра сделала его известным и популярным. «Князь и бояре дивились человеку Божию и с любовию приходили слушать его наставления». Тяжело тогда было на Киевщине. Уже более полувека прошло со времени разрушения столицы, а со времен Плано Карпини мало что изменилось. Та же лесостепь, те же татары, те же литовцы, да и свои всё буйствуют. Вот и потянулся народ на северо-восток, где лесов побольше да врагов поменьше. А уж как дрались между собой местные князья! Хотя выходцы из Киевщины не без удовольствия включались в драку (Родион Несторович, к примеру). А уж если такие «боевые команды» уходили в приокские леса, то что делать церковному иерарху? Вот и провел, как выше сказано, митрополит Киевский и всея Руси Максим (которому Петр образ подарил) все время своего служения, переезжая из города в город, от Волыни до Владимира-на-Клязьме. В 1299 году после очередного татарского наезда на Киев он окончательно переселился во Владимир, где и умер в декабре 1305 года. И вот тут-то началась интрига. В 1302 году произошло первое разделение русской митрополии. Галицкая епархия была преобразована в митрополию с подчинением ей шести епархий Галицкой Руси. Митрополитом Галицким стал Нифонт (1302–1308). А после его смерти митрополитом в Галиче стал. Петр. Ну а дальше – больше, как говорил Станислав Саламович. Галицкий князь Юрий Львович решил воспользоваться тем, что уже 3 года, после смерти Максима, пустует престол митрополита Киевского. И возвести на этот престол Петра. В это время Галицкое княжество последний раз находилось на подъёме, объединив, кроме галицких и волынских, часть белорусских и литовских земель. И, кроме того, одержав несколько побед над татарами Ногая, они захватили земли нынешней Молдавии до самого Чёрного моря у сегодняшней Одессы [170]. Одновременно уступая власть католикам в своих же городах. И, чтобы остановить католический тихий захват и удержать свои земли, Юрий Галицкий должен был сделать сильный ход. Потомки Данилы Галицкого имели обиды и на Владимир-на-Клязьме, и на Константинополь за поведение предыдущих митрополитов-«москалей» Кирилла III Галицкого, ушедшего на северо-восток при Александре Невском от Данилы, и Максима греческого, в конце концов свалившего туда же, да ещё и со всем киевским клиросом. Ситуация для Галича была нетерпимой, хотя деньги завелись, влияние усилилось. И Юрий отправил, пока тверские кувыркались в драке с московскими, своего человека к патриарху в Константинополь. Северо-восточные церковные иерархи совсем не обрадовались такому повороту. Из их среды был выдвинут другой соискатель – игумен одного из владимирских монастырей Геронтий. А поскольку митрополит Киевский утверждался в сане константинопольским патриархом, то оба соискателя ринулись на берега Босфора. Геронтий, в подтверждение своего права на митрополичью кафедру, взял с собой святительские ризы, посох и икону Богородицы (кстати, ту самую, письма Петра). Геронтия же поддержал и князь «Всея Руси» Михаил Тверской. И тут, согласно «Житию» Петра, произошло чудо. Когда Геронтий отправился по морю в Константинополь, плавание для него оказалось неблагоприятным: поднялась сильная буря, противные ветры и волны, так что он на пути потерял немало времени. Для Петра был на том же море тихий и попутный ветер – и он точно во сне переплыл море. В это же время Геронтию явилась в видении вышеупомянутая икона Пресвятой Владычицы, которая сказала ему: