Когда все устроились за общим столом, к Павлу Ивановичу, сидевшему посередине, подошел с подносом мужчина в белой поварской куртке и офицерских бриджах с малиновыми кантами. Предложил на выбор несколько сортов закусок, разложенных на маленькие тарелки.

— Спасибо, — сказал Батов. — Мне не надо. — И спросил: — Вы шеф-повар?

— Это мой заместитель по тылу, — предупредительно сообщил Батову генерал — командир соединения. — Полковник…

И он назвал фамилию офицера.

— Очень приятно, — сказал Батов. — Сядьте рядом со мной, товарищ полковник.

Когда полковник нашел стул и присел, Батов спросил:

— У вас что, непорядок в хозяйстве? Хищения? Растрата?

Лицо полковника вспыхнуло.

— Никак нет, — растерянно доложил он. — Все в порядке. Даже не знаю, почему у вас сложилось такое мнение…

— Ну, вы сняли камень с души, — облегченно сказал Батов. — Я по опыту знаю: если офицер берет на себя обязанности официанта, значит, старается услужить. А для чего? Обычно чтобы заслужить благосклонность, заставить старших на свое хозяйство смотреть сквозь розовые очки.

— И в мыслях не было, товарищ генерал армии.

— Вы неискренни, товарищ полковник, — заметил Батов с укоризной. — Услужить вы старались. Однако мне это неприятно. Полковник в роли подавальщика — это ненормально. Вас не для этого произвели в такое высокое звание и назначили на должность. Очень плохо, когда человек поступается своей гордостью ради суетной выгоды…

Внимательность Батова к людям, к их достоинству порой удивляла своей глубиной и искренностью.

Как— то командование Южной группой войск решило провести совещание отличников боевой и политической подготовки. Магия круглых чисел довлела над организаторами, и они пригласили на мероприятие ровно сто человек.

В один из дней солдаты из разных гарнизонов приехали на окраину Будапешта Шашхалом, где на территории бывшего военного училища имени Ференца Ракоци находился штаб группы советских войск и собрались в просторном Доме офицеров. Все шло строго по плану. Сперва выступали сами отличники. Потом выступило руководство. В заключение встречи командующий вручил отличникам именные часы. После окончания церемонии награждения, когда полагалось поблагодарить участников и сказать им «до свидания», Батов неизвестно по какому наитию спросил:

— Все ли присутствующие получили часы?

Зал дружно ответил: «Все!» Тем не менее в одном из рядов поднялась рука…

Оказалось, что на совещание приехали не сто, а сто один человек. Но это выяснилось позже, а пока командующий решал щекотливую проблему: как сделать, чтобы солдат, приглашенный в гости, но обойденный вниманием, не остался обиженным. Ведь не спроси генерал, он бы так и вернулся в часть со щемящим чувством обиды.

— Есть у нас еще часы? — спросил Батов генерал-полковника — начальника тыла группы войск.

— Нет, — доложил тот. — Было ровно сто.

Нетрудно представить самые разные варианты поведения командующего в такой ситуации. Во-первых, карающий взгляд в сторону тех, кто просчитался. Во-вторых, раздраженный приказ: достать часы! Немедленно! Хоть из-под земли!

Батов ни словом, ни жестом не выдал раздражения. Улыбаясь, он обратил взор к солдатам, сидевшим в зале:

— Вот что я предложу, товарищи. Давайте сговоримся: я сейчас спущусь к вам и будем вместе сидеть до тех пор, пока нам не достанут еще одни часы. А чтобы не было скучно, попросим показать кино. Верно?

Ответное «Верно!» прозвучало так твердо, так уверенно и с такой силой, что легко представить, как поднялись бы солдаты, если командующий вдруг приказал: «Вперед!»

Все спокойно просмотрели кино. Батов сидел с солдатами в зале. За это время нашлись часы. И даже именные.

Когда зажгли свет, смущенный солдат вместе с командующим поднялся на сцену. Батов вручил ему часы, пожал руку. Зал аплодировал долго и яростно. Мне даже показалось, что за себя собравшиеся радовались меньше, чем за товарища.

И еще раз спросил генерал:

— Теперь у всех часы?

— У всех! — дружно ответил зал.

— Сверим время, — предложил Батов. Взглянул на свои генеральские и сказал: — На моих восемнадцать сорок. У всех так? Вот и отлично. Давайте служить по единому времени, по высшим требованиям, которые оно нам предъявляет. Теперь до свидания — и по боевым местам! Желаю успехов в службе, товарищи!

Гости уехали. Все, кто был связан с подготовкой совещания, кто допустил промашку, ждали грозы. Ее не последовало. Подводя итоги, Батов лишь заметил, что просит на будущее недостатков не допускать. И все.

* * *

В жаркой афганской пустыне сидит лейтенант, потный, усталый. Подъезжает на бронетранспортере генерал Лейтенант подбегает с докладом:

— Командир отдельного танкового корпуса гвардии лейтенант Синицын.

— Что за отдельный танковый корпус в моей дивизии?

— А как иначе назвать, товарищ генерал то, что от моего танка осталось? У него снарядом сорвало башню, отлетела ходовая часть, сгорел двигатель, остался только одни корпус?

Комендант Московского гарнизона генерал-лейтенант Колесников обедал в столовой штаба военного округа. Решив поторопить официантку, зычно на весь зал подал голос:

— Фаина, дашь ты мне наконец?

Официантка, женщина смелая и остроумная, так же на весь зал с нескрываемой злостью ответила:

— Я не даю, товарищ генерал, а подаю. И не на конец, а на стол,

Шли крупные войсковые учения на Хаймашкерском полигоне в Венгрии. Генерал армии Михаил Ильич Казаков приехал на командно-наблюдательный пункт, оборудованный на одной из высот, посмотрел, остался чем-то недоволен и поспешил высказать свое мнение:

— Какой дурак выбрал здесь НП? Его надо было бы выбрать вон на той высоте.

Руководящая — рука уверенно указала направление.

Вперед выступил генерал-лейтенант Д. А. Куприянов, руководивший учениями. Встал, вытянул почтительно руки по швам, посмотрел прямо на Казакова:

— Товарищ командующий! Наблюдательный пункт здесь выбирал я, а дурак его вынес бы именно туда, куда вы указали.

Казаков поправил фуражку, поглядел ошеломленно на Куприянова, и вдруг примирительным тоном изрек:

— Убедил!

И двинулся к месту, которое было приготовлено для руководства,

* * *

Курсант-десантник мучает вопросами инструктора:

— Дернул я за кольцо, а парашют не раскрылся…

— Дергайте еще раз и посильнее.

— Он не раскрылся.