— Так тебе, все-таки, нужна помощь, — улыбается Давид.

— А ты не знаешь? — прищуриваюсь я. — Почему ты не сказал мне, что на меня хотят повесить поджог?

— «Повесить»! Фу, Василиса! Где уже набралась жаргона? Одного визита к следователю хватило? — Давид продолжает смеяться надо мной.

— Так вот, — я, наоборот, серьезна, — ты скрыл от меня это! Давид! Почему?!

Возмущенно смотрю на него.

— А ты дала мне шанс сказать это? — его лицо тоже становится серьезным. — Я ведь хотел поговорить с тобой. Не помнишь? А ты? Ты просто сбежала, Василиса. Впрочем, как всегда. Я уже не удивляюсь этому. Ты сама не дала мне возможности рассказать тебе.

— Хм, — произношу задумчиво, — то есть у тебя хватило времени, чтобы рассказать мне о том, как гудят твои яйца и поведать мне о своих мозолях, а вот предупредить меня у тебя времени не хватило. Какой же ты, Давид!

Сжимаю губы от злости.

— Какой есть, — ухмыляется он. — И тем не менее за помощью ты ко мне пришла. Максим же тоже, наверняка, предлагал помощь? А? Чего молчишь? Думаешь, не знаю, что трется возле тебя? И Арсен этот. Гондом. Но я рад, — произносит довольно и я удивленно смотрю на него.

Чему это он так радуется?! Так хочется стукнуть его сейчас. Прямо кулаки чешутся. Тру их об ноги.

— Почесать? — приподнимает бровь Давид и кладет мне на ногу свою руку. Просовывает пальцы между ног. — Скучала, зайка?

Опять приближает свое лицо ко мне. Голос становится хриплым.

— Так скучала, что думаю, куда тебе кулаком заехать: в самодовольную улыбку или по гудящим яйцам? — цежу я.

— Василиса, — Давид качает головой, но руку свою не убирает. — И то, и то надо пожалеть. Подпортишь губы и целоваться не сможем. Про яйца я вообще промолчу. Сама себя не простишь.

— Боже, — я закатываю глаза.

— Ну, хорошо, называй меня так. Только не на людях.

И я только собираюсь открыто послать его, как он добавляет уже серьезно:

— Я рад, Василиса, что ты не поверила ни Максиму, ни Арсену. Ты гораздо умнее, чем я раньше думал.

— Ага, — киваю. — Что только делать мне с этим умом?

— Я помогу тебе, — убирает, наконец, руку с моей ноги и проводит по волосам. — Давай, что за сделку там ты мне приготовила? Я прямо весь горю в предвкушении.

Кладет руку на ремень, привлекая внимание к своей ширинке. Ну, конечно, там уже топорщится внушительный бугор в штанах.

— Смотри, фитилек не сожги в этом пламени, — усмехаюсь я.

— Фитилек? — Давид приподнимает бровь. — Тебе напомнить, до куда этот «фитилек» доставал у тебя?

— А смысл? — пожимаю плечами. — Если я не запомнила с тех времен, то сейчас вряд ли что-то изменится.

— Ну и стерва ты, Василиса. И почему мне такая жена попалась?

— Еще не поздно, Давид, изменить свою жизнь. Амина ждет тебя. Вместе с «фитильком».

— А я смотрю, задела тебя Амина-то, зайка? — проводит пальцем по моей скуле. — Ревнуешь?

— Вот еще! — отдергиваю голову. — Тебе нужны акции, Давид?

Перехожу, наконец, к главному. Давид молчит. Просто наблюдает за мной.

— Я подарю их тебе, — продолжаю, не дождавшись ответа.

— Хм, какая щедрость.

— Не совсем. Мне нужна защита, Давид. Мне страшно. Я не знаю, кому верить.

— Ты пришла ко мне, — задумчиво произносит он. — Значит, мне веришь? — смотрит на меня исподлобья. Я отворачиваюсь к окну, прикусываю большой палец.

— Василиса, — зовет меня Давид. Потом чувствую его пальцы на своей шее и он поворачивает мою голову к себе. — Веришь мне?

Пристально смотрит в глаза. А я опускаю взгляд. Не знаю, что ответить.

— Глупенькая, — тихо произносит Давид и тянет меня к себе. Сам приближается и, не давая мне прийти в себя, впивается в мои губы.

Он так крепко держит меня, что я не могу пошевелиться. И опять его губы терзают мои. Давид толкает язык и наши языки встречаются. Он пытается обвести мой язык, придавить его, но я успешно уворачиваюсь и вызываю улыбку у Давида.

Его рука ложится мне на живот. Губы отпускают рот и начинают покрывать теплыми поцелуями скулы, подбородок, шею.

— Давид, — прошу я и упираюсь руками в него.

— Ну, зайка, я только поцелую, — шепчет он, продолжая целовать меня, а потом вдруг подхватывает, приподнимает и пересаживает себе на колени.

Удерживая меня за талию, смотрит серьезно.

— Пусти, Давид, — говорю я. — Я не за этим пришла. Дура! И почему я подумала, что ты изменился и поможешь мне? Пусти!

Пробую встать с него, но он не пускает.

— Успокойся, глупенькая, — улыбается Давид и придвигает мои бедра ближе к себе.

Так, ну вот теперь в меня упирается его стояк и я боюсь пошевелиться.

— Все? Успокоилась? — спрашивает Давид. — Теперь поговорим. Будешь меня слушаться — будешь жива и даже счастлива. Будешь опять бузить — мне сложно будет помочь тебе. Тебе угрожает опасность. И дело не в акциях. Хочешь, чтобы я помог тебе?

Ждет ответа, но я молчу. Сижу на нем, опустив взгляд.

Тогда Давид берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза. Там теперь нет и тени улыбки.

— Ты сама пришла ко мне, Василиса, — говорит уже мягче. — Я ждал этого. Я хочу помочь тебе. Нам. Веришь мне?

Еще какое-то время я смотрю ему в глаза и киваю.

— Молодец, — Давид гладит меня по волосам. Проводит пальцами по скулам.

Кладет руки мне на плечи и ведет вниз. И, когда его руки оказываются на моих бедрах, сильно сжимает пальцы.

— Сука, — рычит сквозь зубы, — как же тяжело, Василиса.

Опускает голову и сидит так.

Потом вдруг резко подхватывает меня за талию и пересаживает обратно на пассажирское сиденье. Заводит мотор.

И молчит. Сосредоточенно смотрит на дорогу и молчит.

— Давид, — тихо зову его я, но он