Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лечит, правда он хорошо, но у нас все больше в Погорье к пану Уховцеву ездят, правда он старый уже и помрет скоро, наверное. Тогда, глядишь, и у пана Охимчика дела на лад пойдут. Да и Олега нету, чтоб свадьбе препятствия чинить. Вот поглядите, совсем скоро Юзеф к паненке в гости наведываться начнет. Николай, он же слабый, не чета Олегу, на сестру молится и, как она захочет, так и будет.
— А повидаться с паном Охимчиком можно?
— Можно, отчего ж нельзя. Оне гостям завсегда рады, хоть час ужо поздний… — Обернувшись, Федор с надеждой поглядел на начальство, авось, передумает, тогда и домой можно будет ехать, у камина погреться, аль в кабаке кружку-другую пропустить для согрева тела да душевной радости. Однако Аполлон Бенедиктович не привык откладывать на завтра сегодняшние дела. Уж коли пану Охимчику была выгодна смерть князя, то следует с этим паном поговорить и немедля. Еще не ведомо, что завтра будет.
Доминика
Она, наконец, заснула, страшно представить, какие сны ей приснятся. Сама виновата. Меньше надо всякую дурь жрать. Руки у нее чистые, Тимур уже посмотрел, но это ведь ни о чем не говорит. Лара вон в бедро предпочитала колоть, ей так сподручнее было. Неужели и Нику подсадить успела? Или она сама? Как-никак одна кровь.
Тимур вышел на кухню и, прикрыв дверь, закурил. Глупая, глупая девчонка, а он еще хотел с ней поговорить. С такой не договоришься. Решено, завтра же собирает вещи и уматывает. Купит себе домик в деревне, и будет жить в свое удовольствие, рыбалка там, закаты-рассветы, лес, ягоды, грибы и прочие удовольствия. А, главное, никаких наркотиков, никаких наркоманок.
Она не понимает, что творит. И не послушает слов. Лара же не послушала.
— Не куксись, Тим, я соскочу в любой момент! — Лара радостно хохочет, и прохожие начинают оборачиваться на излишне веселую девушку. Впрочем, веселье ей идет, ей вообще все шло, даже наркотики. Тимур тщетно бился головой об эту стену из веселья, бесполезно. У ног капризной королевны лежал целый мир, а ей было мало. Драйва не хватало, видите ли. Огня в крови. Чтобы каждый день, как последний, чтобы летать и падать, и снова подниматься ввысь, где безумные облака танцуют танго.
Это Лара пыталась объяснить ему, вкладывала в упрямую голову Салаватова свои мысли, свои желания, но они отчего-то не приживались. Тимур не хотел понимать необходимость травки. И колес. И героина, о котором он вообще случайно узнал. О, Лара уверяла, что лишь изредка балуется, что "герыч ни-ни", на самом же деле она сидела на игле давно и прочно, словно доверчивый окунь на стальном крючке. И ей нравилось. Это было страшнее всего.
— Тим-р-р-р, — мурлыкала она, выпрашивая деньги, — я ведь только тогда и живу. Тогда все по-другому. Есть проблема и нет проблемы. Есть я и нет меня. И ты тоже, ты есть, но тебя как бы и нет. Там хорошо, Тим-р-р-р.
Она даже предлагала попробовать. Клялась, будто один раз — это не страшно, зато он увидит, поймет, как ей хорошо, и отстанет со всякими глупостями вроде больницы. Зачем ей лечится, она ведь здорова, а укол. Это же витаминка.
Витаминка для жизни.
Сигарета оказалась горькой на вкус, а еще пахла ментолом, хотя Салаватов точно помнил, что покупал нормальные, безо всяких там ароматизаторов. Лара любила мятные пластинки. И сигареты курила тоже ментоловые, неправдоподобно тоненький "Вог", изысканно-притягательный, как она сама.
Не стоило вспоминать Лару, теперь он точно не уснет.
Они встречались уже второй год. Салаватов заговаривал о свадьбе, но Лара со смехом отмахивалась. Ей не хотелось принадлежать кому-то одному, зачем, если ей самой принадлежит целый мир. Ларе нравилось злить его, нравилось вешаться на шею другим парням, нравилось стравливать их с Тимуром и наблюдать за выяснением отношений. Почему бы и нет, она ведь свободная женщина. И он свободен, если что-то не нравится — он может уйти. Проблема в том, что он не мог уйти.
— Ты будешь скучать, если меня вдруг не станет? — Она не смотрит на него, Лара увлечена работой, со стороны кажется, будто нервная кисть едва-едва касается полотна, но синее пятно растет, расползается, вытесняя другие цвета. Синий означает творческую депрессию. Тимур уже научился читать Лару по цветам. Красный — возбуждение, не сексуальное — творческое, Лара на подъеме, она готова часами торчать в мастерской, питаясь лишь запахом красок и растворителя. Зеленый — поиск, она идет по следу идеи, но никак не настигнет ее. Изредка зеленый становился красным, но гораздо чаще он вырождался в синий, а синий — в злорадный черный, символизирующий полный упадок творческих сил. После черного следовал укол.
Но тогда Тимур еще не догадывался об уколах, он терпеливо пережидал периоды депрессии, и стремился расшевелить Лару. А ей не нужно было шевеление. Ей ничего не нужно было.
— Будешь? — На носу синее пятнышко, словно малютка-бабочка присела отдохнуть, Лара пока не замечает, но в конце дня непременно сотрет пятнышко-бабочку, и снова из художницы превратится в королевну.
— Буду. — Тимур не представлял себе жизни без нее. Капризная, взбалмошная, слегка истеричная, ревнивая, любимая. Зачем она спрашивает, если сама все знает.
— А давай умрем вместе? В один день, как в сказке?
В самом центре холста появляется черная клякса.
— Давай, — соглашается Салаватов, надеясь отвлечь Ларино внимание.
— Я серьезно. — Она задумчиво проводит кистью, и из центра кляксы вырастает тонкий черный луч. Стало похоже на перевернутый цветок с длинной ножкой и лохматым черным венчиком.
— Прямо сейчас! Вдвоем. Как Ромео и Джульетта. Вместе навсегда. — Каждое слово добавляло по лучу, и цветок превратился в паутину с жирным пауком в центре.
— Лара, успокойся.
— Не хочу. Не хочу успокаиваться. Хочу умереть. И воскреснуть в раю. Вместе с тобой. Смотри, что у меня есть.
Кисти и палитру — кажется, эта штука, на которой краски смешивают, называется именно так, — Лара просто отшвырнула. Следом на пол полетели тюбики с красками и серая косынка, которой Лара во время работы волосы подвязывала, чтобы не мешали.
— Есть. Еще есть. — Сунув руку за тумбочку, она вытащила крошечный пакетик.
— Вот! — Лара потрясла находкой перед носом Тимура. — Я говорю серьезно, давай вместе. Здесь пять доз. Нам хватит.
— Для чего?
— Чтобы умереть. Опостылело
