Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, тут есть над чем подумать.
Амосов — сообщник?!
Я сижу как на иголках, прислушиваюсь к каждому шороху. Разговариваю мало и, к огорчению хозяев, почти не притрагиваюсь к ужину.
...Что будет, если Цветков, вернувшись, прежде чем войти в дом, заглянет сюда сквозь щель в ставнях?
Быстро пересаживаюсь на диван, спиной к окну.
Чертовски медленно тянется время. Нервы напряжены.
Конечно, самое разумное сейчас — немедленно погасить свет. К сожалению, это зависит не от меня. А Папакин, кажется, не на шутку разговорился.
Наконец хозяева, обсудив с начальством все школьные дела, стелют постели.
Нагибаюсь, чтобы снять сапоги, и замираю. Отчетливо доносится ржавый скрип наружной ставни.
Быстро оборачиваюсь к окну. Створки ставен, до этого плотно прикрытые, медленно отходят назад.
Неужели Цветков?
Молча бросаюсь во двор, в сенях выхватывая пистолет. Побежит — выстрелю.
Но во дворе никого нет. Луна светит. Сдвинув ставни, жду несколько минут. И снова скрип. Так и есть: ветер безобразничает.
Возвращаюсь в комнату, ругая себя за нервы.
Все спят. А я жду Цветкова. Вернется ли он сегодня ночью? Вернется ли вообще?
Уже часа полтора прошло. Но спят, оказывается, не все. Хозяин не спит. Лежит, укрывшись с головой, и следит за мной из-под одеяла.
Потом осторожно приподнимается и тихо, сидя, надевает брюки. Медленно зашнуровывает ботинки. Бесшумно ступая прямо по одеялу, выходит в коридор.
...Куда это он ночью? И что делать мне?
Слабо звякнула в сенях дверная цепочка. Чуть хрустнул ключ в замке.
Теперь ясно: Амосов уходит.
Босиком, в одних трусах, прихватив только пистолет, бросаюсь за ним. Неслышно прохожу по коридору, открываю дверь.
Амосов бежит через двор к воротам.
И снова некогда раздумывать. Негромко кричу:
— Стойте! Буду стрелять.
Вздрогнув, он останавливается. Сутулясь, вобрав голову в плечи, медленно идет назад, неотрывно глядя на мой пистолет.
— Вы куда хотели идти?
Глухо отвечает:
— В школу. Забыл запереть библиотеку.
— Зачем врете?
Он молчит. И, что самое тревожное, даже не спрашивает, по какому праву я задержал его. Даже не удивляется.
Может, он сообщник Цветкова и понял, кто я? Может, Цветков находится где-то поблизости и Амосов хотел его предупредить?
Тихо входим в дом. Амосов стоит посреди комнаты, испуганно глядя на меня. Повинуясь моему взгляду, снова укладывается на полу.
Конечно, до утра оба не спим: следим друг за другом. Цветкова все нет.
Мы готовы. Мы ждем
Как теперь быть? Он может появиться каждую минуту. А до этого обязательно нужно сделать две вещи: во-первых, спровадить куда-нибудь жену и дочь хозяина — мало ли что произойдет сегодня в этой квартире...
Во-вторых, необходимо выяснить истинные взаимоотношения между Амосовым и Цветковым.
Хозяйка зовет завтракать. Шепотом рассказываю Папакину о ночном происшествии.
Папакин сокрушенно качает головой.
— Степан Кузьмич! Вы не упускайте Амосова из виду, ладно? Все время будьте с ним.
— Да нет, — бормочет Папакин. — Что-то не то. Я ж его знаю. Двенадцать лет работает, коммунист. Знаете что? Поговорим с ним в открытую, а? Ей-богу, сто́ит. Я ж его знаю.
Подумав, соглашаюсь.
Хозяйка возится на кухне с завтраком. Мы втроем: Амосов, Папакин и я. Опускаю руку в карман. Директор школы в ужасе смотрит на меня, его тощая шея вытянута и напряжена.
— Вот мои документы, товарищ Амосов.
В удостоверении каких-нибудь пять строчек. Он проглядывает их мгновенно. Потом еще раз. Потом еще.
— Так вы следователь?
— Следователь. Я приехал арестовать Гуськова. Теперь ваша очередь рассказывать, товарищ Амосов. Куда вы хотели идти ночью?
Три минуты междометий. А потом Амосов, чуть не плача от волнения, признается, что ночью побежал в село за людьми. А люди ему понадобились, чтобы задержать... меня.
Оказывается, еще за ужином он заподозрил что-то неладное: чего это, мол, гость все поглядывает на окно? А когда я внезапно выскочил из дома, директор твердо решил, что я не тот, за кого себя выдаю...
Хорошо, что я его вовремя остановил. А то дорого обошлась бы мне бдительность Амосова. Легко представить себе, какой шум наделала бы в округе вся эта история...
Мы с Амосовым долго, с откровенной радостью трясем друг другу руки. Затем директор бурно принимается мне помогать. Он переходит на таинственный полушепот и со всякими конспиративными ужимками ведет меня в комнату Цветкова.
Комната как комната. Кровать, тумбочка. На тумбочке вместо пепельницы — пустая консервная банка. Новенькая банка, даже этикетка цела.
Ни в армии, ни гражданским такие консервы не выдавались. Единственная партия — сорок ящиков — была целиком передана партизанским группам...
Значит, действительно Цветков хозяйничал на схроне. Теперь оставалось под каким-нибудь предлогом спровадить из дому семью Амосова. Директор взял это на себя. Но лицо у него было такое возбужденное и загадочное, что я с сомнением проговорил:
— А может, лучше вашей жене правду сказать?
— Верно, — поддержал Папакин. — Жены — такой народ, правду скажешь, и то не поверят. А соврешь, так вообще черт те что заподозрят.
Амосов, несколько поскучнев, отправился говорить жене правду. Минут через пятнадцать она ушла вместе с дочкой и, перед тем как уйти, многозначительно пожала мне руку.
Мы остались втроем. Я расположился в самом темном углу комнаты, так, чтобы разглядеть меня с улицы было невозможно. А мне сквозь оконные стекла был виден весь школьный двор, по которому Цветков обязательно пройдет, возвращаясь.
Папакин, полулежа на диване, флегматично ждал развития событий.
Зато Амосов был по-прежнему возбужден, разговаривал только шепотом, ходил только на цыпочках, и в глазах его горел вдохновенный огонь разведчика.
Но прошел час, другой. Я ждал терпеливо. Что поделаешь: работа следователя процентов на сорок в том и заключается, чтобы ждать. А помощники мои заскучали, Амосов то и дело порывался на улицу, чтобы «разведать обстановку». Даже Папакин стал поглядывать на часы.
Я спросил:
— У вас, наверное, дела в школе?
Амосов с достоинством ответил:
— О каких делах может идти речь, если мы необходимы здесь?
Поразмыслив, я все-таки предложил им пойти в школу. Мало ли какие дела к директору могут быть у учителей или колхозников? Не найдя Амосова в школе, они могут зайти к нему домой, и через полчаса все село начнет гадать: «Почему это директор не в школе? Что за военный приехал к нему с заведующим районо? В честь чего они втроем безвылазно сидят дома?»
В деревнях новости расходятся быстро. И Цветков,