Курить в вагоне запрещалось, но все равно все закурили. У паренька, сидевшего напротив меня, которому на вид было лет десять, тоже имелась пачка сигарет. Початая! Меня снова затошнило.

Тут появился проводник, крепкий мужик с громким голосом. Казалось, он упивается собственной властью. Едва переступив через порог, он начал что-то орать и свирепо размахивать руками. Некоторые пассажиры в страхе притворились, что отложили сигареты, другие открыли окна. Когда он проходил мимо, некоторые тайком вытаскивали руку из-под сиденья и делали пару затяжек. Ха-ха, как будто клубы едкого дыма, вырывающиеся из-под сидений, никто не видит! Я приняла две таблетки от головной боли, поблагодарила Господа и заодно Конфуция за вентиляцию. Дышать стало значительно легче.

Когда поезд прибыл в Пиньяо, я встала со своего места и присоединилась к очереди желающих выйти из вагона. Уже стемнело, а я не позаботилась заранее о номере в отеле, так что надеялась побыстрее пробиться сквозь толпу, плюхнуться в такси и поехать в одну из гостиниц, рекомендованных путеводителем «Лоунли Планет», а вот если там не окажется свободных мест… Это станет достойным завершением ужасного дня.

Мои размышления прервала женщина, сидевшая рядом с тем местом, где я томилась в очереди на выход. Она украдкой бросила на меня взгляд и застенчиво отвернулась.

— Как ты думаешь, откуда она? — спросил ее сосед.

— Из Америки! — с выражением ответила китаянка, а потом на ее лице промелькнула тень сомнений, и она, решив уточнить, спросила по-китайски: — А вы откуда?

— Из Англии, — ответила я. Тоже по-китайски.

Все вокруг вытаращили глаза.

— Англичанка… она англичанка… — зашушукались пассажиры, кивая и улыбаясь, словно мой ответ их порадовал.

Девушка, стоявшая впереди меня, обернулась. На вид ей было около двадцати, чистенькая и симпатичная. Ее прямые волосы, стянутые в безупречный хвост, сияли, словно лакированная поверхность, кожа была идеальной, а белоснежная куртка сверкала чистотой. Она искренне улыбнулась мне, а потом сказала на хорошем английском, только очень медленно:

— Добро пожаловать в Китай!

Я открыла старую скрипучую дверь маленького отеля и оказалась в холле, служившем одновременно и приемной со стойкой регистрации и рестораном. Вокруг лакированных квадратных столов стояли массивные скамьи из черного дерева. В центре каждого стола красовался деревянный подсвечник, в котором горела одинокая красная свеча. С потолочных балок свисали красные фонари с ярко-желтыми кисточками, а стены украшали свитки с каллиграфией.

— У вас есть свободные комнаты? — спросила я на китайском, тщательно выговаривая слова.

Женщина за стойкой широко улыбнулась:

— О! Вы говорите по-китайски! — И засмеялась так, словно удивилась моей наглости — попробовать изъясняться на ее родном языке. Впервые после Пекина мне встретился кто-то, более или менее сносно владеющий английским.

Женщина показала мне номер. Здесь тоже свисали с потолка красные фонари. В качестве кровати предлагалась старинная кушетка для курения опиума, рахитичного вида, зато с богатой историей. Все было безупречно чистым. Ни пятнышка! А в углу комнаты даже имелся автомат для розлива минеральной воды.

Я довольно долго стояла под обжигающе горячим душем в надежде уничтожить мириады бактерий, которые в этот самый миг проникали в глубь моих легких, намереваясь заразить страшной болезнью, от которой я буду долго чахнуть, исходя на кашель и мокроту. Уровень заболеваемости туберкулезом и прочими опасными инфекционными болезнями в Китае зашкаливает. Чуть ли не половина населения является носителями туберкулезной палочки, а гепатитом тут заражен каждый пятый.

Я три раза намылила голову шампунем, пытаясь истребить голодных вшей, которые, как мне представлялось, с радостью перепрыгнули с грязного автобусного кресла на нового сочного хозяина. Я почистила ногти и до красноты надраила кожу мочалкой. Убедившись, что ни одной живой бациллы не осталось, я спустилась вниз.

Через пять минут я уже сидела за лакированным столиком и с наслаждением потягивала хризантемовый чай из изящной фарфоровой чашечки. Напиток этот мне принесли в огромном стеклянном чайнике. Сначала чай был почти бесцветным, слегка желтоватым. Через некоторое время я налила себе вторую, а потом третью чашку. Крошечные шарики, плававшие на поверхности, постепенно распустились, превратившись в бело-розовые цветы, чай приобрел насыщенный цвет и вкус.

Музыкальный центр проигрывал песни «Бонни М» семидесятых годов. Мне торжественно вручили меню на английском, причем в меню предусмотрительно указали, какие из порций достаточны для ужина в одиночестве. Здесь я впервые после того, как простилась с Гаем, увидела других иностранцев. То облегчение, которое я при этом испытала, меня удивило и одновременно расстроило. Вообще-то во время своего путешествия я собиралась наблюдать за аборигенами, а вовсе не изучать поведение иностранцев за рубежом. Но после того как я побыла пару дней в шкуре единственного белого человека в городе, на которого все показывают пальцами и пялятся, да еще вдобавок смеются и орут, эти незнакомцы вдруг показались мне чуть ли не родными, хотя ничего удивительного здесь нет. На этот раз я с легкостью заказала себе еду — огромную тарелку пельменей, утопавших в соевом соусе и уксусе. Кроме того, я могла поддерживать беседу и сравнивать свои впечатления от путешествия. Да и к тому же я была не одна. Деревянные панели подрагивали от звуков «Бонни М», усиливая ощущение защищенности от чуждого мира, бушевавшего за стенами этого крошечного зала.

Я прекрасно выспалась на опиумной кушетке, а на следующее утро полчаса смаковала блинчики с бананами и кофе в ресторане отеля, под звуки все того же «Бонни М», после чего отправилась изучать улочки Пинъяо. Если бы не линии электропередач, натянутые между столбами, Пинъяо с легкостью можно было бы принять за город, сошедший со страниц учебника по истории. Именно это и привлекало сюда толпы туристов.

Как я уже говорила, Пинъяо один из немногих городов династии Мин, сохранивших свой исторический облик. На протяжении нескольких веков здесь проходил торговый путь из Пекина в Сиань. Именно в Пинъяо появился первый в стране коммерческий банк, «Жишэнчан», который в 1820 году основало семейство Лю. Банк долгое время оставался монополистом в Китае и даже открыл свои отделения в Америке и Европе, правда, после падения династии Цин, когда разразилась революция, торговлю в Пинъяо зарубили на корню. Город обнищал. Денег на переделку не было, поэтому старые дома не сносили, чтобы очистить место новостройкам, и люди жили здесь так же, как и много столетий назад. Потом, в 1997 году, ЮНЕСКО внесла Пинъяо в список объектов исторического наследия, поэтому деньги, которые приносил туристический бизнес, теперь шли на реконструкцию. Правда, и здесь не обошлось без проблем. Обратной стороной медали стало выселение большого числа местных жителей, которых приводила в ярость крошечная компенсация, предложенная правительством.