– А результат чего? – поинтересовался Белкин.

– Сурдина считает, что такие переломы могли образоваться, если кто-то пытался силой разогнуть пальцы девушки, уцепившейся за решетку балкона.

Пальчики у нее тонкие, и кто-то достаточно сильный вполне мог это сделать.

– Но почему она не кричала? Неужели никто не видел, как все происходило?

– Ну, мы не знаем, как на нее подействовал препарат… А насчет того, кто что видел или слышал – вы, Дамир, займитесь опросом соседей. В особенности прошу вас пообщаться с неким… сейчас скажу, – Алла полезла в свой блокнот, – Павлом Токменевым.

– Чем славен сей субъект?

– Тем, что находился в контрах с покойницей. С вас также камеры видеонаблюдения – если таковые имеются поблизости. Антон, с вас опрос коллег Ямщиковой, а также подруг: ее мать дала список, он короткий. А вы, Александр, упомянули о возможности купить феназепам через интернет: проверьте это. Я привезла компьютер Лиды, там должны остаться какие-то следы. Заодно поройтесь в соцсетях— вдруг там найдутся зацепки?

Ну вот, опять его оставляют «в офисе»! Саня так любил «топтать землю», работая с людьми, со свидетелями и подозреваемыми, а его, как назло, редко допускают до настоящего дела! Однако спорить с Сурковой он не решился, ведь даже старшие коллеги такого себе обычно не позволяют.

* * *

В «царстве Аида», иными словами, в вотчине Ивана Гурнова, Мономах окунулся в белое безмолвие.

В отличие от большинства отделений, по коридорам которых снуют пациенты и медицинский персонал, здесь тихо и спокойно, ничто не нарушает священной тишины. Патолого-анатомическое отделение, вопреки общему мнению, не ограничивается стенами морга.

Отделение Гурнова по большей части имеет дело с живыми, а не с мертвыми. Основная задача патолого-анатомического отделения состоит в том, чтобы исследовать биопсийный и операционный материалы, а вовсе не во вскрытии мертвых тел. Так как больница является центральной городской, сюда свозят материал из соседних медицинских учреждений, включая онкодиспансер. Без вскрытий, само собой, не обходится, но они составляют всего треть от общего объема работы.

Несмотря на все это, львиная доля персонала других отделений полагает, что Гурнов с утра до вечера режет покойников с перерывом на обед.

Иван встретил друга в дверях – как будто учуял его приближение – и буквально втащил в свою «келью».

– Давай-давай, заходи! У меня есть чертовски качественный тяп-тяпыч – не хуже мейрояновского!

Севан Мейроян, состоящий в родстве чуть ли не с каждым армянином, проживающим в Санкт-Петербурге, и с половиной Еревана, действительно частенько снабжал Мономаха отличным армянским коньяком, производством которого занималась его зарубежная родня. Он не мелочился и привозил коньяк ящиками, поэтому Мономах делился с Гурновым, большим ценителем напитка.

Рабочий день закончился, и они с Иваном могли позволить себе расслабиться, поэтому Мономах обрадовался предложению. Придется брать такси до дома, но это не впервой.

Гурнов разлил напиток по стаканам, в то время как Мономах с уважением изучал этикетку на французском.

– Отличное пойло! – причмокнув, сказал патолог. – Ты знаешь, что я предпочитаю армянскую выделку, но это – просто нечто!

Оба воздали должное коньяку, сделав по паре глотков, после чего Гурнов спросил:

– Так ты о чем поговорить-то хотел? Опять что-то стряслось?

– А ты не в курсе?

– Никак о Протасенко речь?

– Как догадался?

– Ну как же, мне нечасто приходится иметь дело с ВИЧ-положительными пациентами!

– А она ВИЧ-положительная?

– Пока не могу сказать.

– Анализ не готов?

– Готов. – И?

– И – не могу сказать.

– Это как?

– Понимаешь, судя по симптоматике, это ВИЧ, однако анализ отрицательный.

– Выходит, нет никакого ВИЧ?

– А вот и не выходит! Понимаешь, анализ на ВИЧ может быть ложноотрицательным, если пациент принимает антидепрессанты.

– А она принимает?

– Еще как— с ее-то профессией! Так что перепроверяем сейчас. Есть вероятность, что это – не ВИЧ, а, к примеру, гонорея. Я предложил инфекционисту уже сейчас давать Протасенко ципрофлоксацин и цефтриаксон: чем раньше она начнет принимать препараты, тем больше шансов на стабилизацию состояния. Посмотрим, может, поможет… Так что, как ни жаль это признавать, Тактаров не виноват: если даже я пока не могу определить, чем больна Протасенко, то вряд ли это смогли бы сделать в поликлинике по месту ее жительства. И то, что анализ просрочен, ничего не меняет.

– Ты и это знаешь?

– А то! Только вот не пойму, ты-то с чего всполошился: неужели Нелидова решила исполнить нашу с тобой давнюю мечту и выдавить-таки Тактарова из больнички? Знаешь, трудно себе представить этакое счастье: Муратова нет, а тут еще и его миньон полетит следом!

– Дело не только в Нелидовой. Она, конечно, хочет избавиться от Тактарова, понимая, что он всегда будет находиться в стане ее противников и при первой же возможности воткнет нож между лопаток. Врач-то он неплохой, если не принимать во внимание человеческие качества…

– Вернее, отсутствие таковых, – поправил Мономаха Гурнов. – Чего нет, того нет!

– Как я уже сказал, дело не в Нелидовой. Представляешь, он ко мне приезжал!

– Тактаров?!

– Угу.

– То есть как это – приезжал… домой, что ли?

– Буквально позавчера.

– И чего ему надо – пободаться? В больнице места мало?

– Да не бодаться он приходил, а просить о помощи.

– Тактаров?!

– Ну да, прикинь!

– А ты не думаешь, что это – всего лишь уловка с целью усыпить твою бдительность?

– Для чего?

– Ну, мало ли… Знаешь, мне все время кажется, что Тактаров с Муратовым затаились в засаде и только и ждут момента, когда можно будет выскочить и побольнее ужалить. Нелидова права, что хочет вытравить Тактарова из больнички: им двоим тут не ужиться! Неужели ты намерен ему помогать?

– Нет, не помогать, но… Ты же понимаешь, что этот инцидент – не его вина? То есть Тактарову не следовало принимать просроченные анализы, и он должен был настоять на том, чтобы пациентка повторно сделала их в больнице, но ты же сам говоришь, что они могли ничего и не выявить, так?

Гурнов нехотя кивнул.

– Я еще не забыл, как Муратов пытался избавиться от меня под надуманным предлогом, – продолжал Мономах. – Так не должно быть – ни с кем, даже с Тактаровым. Видит Бог, никто не желает его удаления больше меня, но здесь дело принципа!