так уже довыделывалась. И потому что мужика наверняка отравили. И, как и в нашем мире, убийцей скорее всего окажется кто-то из близких. Не мое дело предполагать, это забота следователя, или как они тут называются, но я бы копала под жену. Если бы меня «учили» кулаками «просто, на будущее, чтобы страх помнила», я бы схватилась не за яд, а за топор. Хотя, может, это не жена…

Профессор кивнул и переключился на белобрысого. Но тот, сколько ни бился, влить силу в символы так и не сумел.

– Пожалуй, хватит на сегодня, – сказал, наконец, профессор. – Андреас, можете быть свободны.

Рыжий с поклоном удалился. Профессор перевел взгляд на белобрысого.

– Якоб, я очень вами недоволен.

Я поежилась от его тона, хотя обращались не ко мне. Белобрысый оказался смелее. Или наглее.

– Если бы я попробовал первым, не устав ждать, все бы получилось.

– Сомневаюсь. Но я недоволен не этим: в первый раз получается не у всех. Вы, кажется, забыли, что больше не дома и ничем не отличаетесь от остальных студентов.

Белобрысый открыл рот и тут же его захлопнул.

– Я не глухой, – продолжал профессор. – И очень не люблю, когда мне под ноги валятся девицы, неважно, по собственной ли инициативе или потому, что кто-то, забывший свое место, подставил подножку.

– Я не…

– Еще меньше я люблю, когда меня вслух обвиняют в некомпетентности.

– Я никогда…

– Я прекрасно вижу потенциал будущего студента… или студентки, и могу сам решить, учить или запечатать. Без особо ценного мнения человека, не знающего, что заклинания творят вовсе не тем органом, которым он так гордится…

Я прокусила губу, чтобы не рассмеяться и не испортить воспитательный процесс.

– …потому что больше гордиться, по-видимому, нечем. – Закончил профессор. – А чтобы вы лучше это запомнили, сейчас вы пойдете к лаборанту и скажете, что вы в готовы выполнять любые его указания до конца дня. В прямом смысле: пока солнце не сядет.

А это, похоже, случится не скоро. Я пока не совсем уверена, какое сейчас время года, но судя по тому, что когда проснулась вовсю светило солнце – разгар лета, а дни в это время длинные…

– Ему очень нужен помощник: в распоряжении факультета оказалась библиотека моего покойного коллеги. – Лицо Винсента на миг омрачилось. – И кто-то должен составить каталог. Может, часть книжной мудрости перейдет и в вас…

Что-то я в этом сомневаюсь.

– …хотя бы путем диффузии.

Белобрысый побагровел, но спорить не стал, рванул за дверь, забыв попрощаться. Профессор обернулся к коренастому.

– Теперь, вы, Томас.

– Я готов принести извинения, – торопливо перебил тот.

– За то, что случайность была не совсем случайной? – поднял бровь профессор. – За это нужно извиняться не передо мной.

Как он узнал? Или опять мое лицо выдало, когда я не стала жаловаться?

– Но из-за этой «случайности» мне пришлось тратить время на то, чтобы повторять азы. И здесь вы извинениями не отделались.

– Как вам будет угодно, – коротко поклонился парень.

– Сейчас у вас лекция у коллеги Герхарда Стэнли. – История развития некромантии, трансформация ритуалов в суеверия…

Я вздохнула про себя – почему и тут обязательно заставляют изучать «историю развития предмета», превращая дисциплину в неудобоваримый перечень имен и дат? И ведь это точно придется конспектировать. Интересно, удастся ли устроиться в уголке, где никто не сможет заглянуть в мои заметки?

– Будете внимательно слушать и записывать, а потом перепишете конспект для Якоба. Свободны.

Коренастый снова поклонился, двинулся к двери. Я шагнула следом, старательно делая вид, будто решила, что «свободны» относится к нам обоим, но следующее замечание профессора пригвоздило меня к полу.

– А вас, Инга, я попрошу остаться.

Я нервно хихикнула. Профессор повел рукой – дверь слилась со стеной и исчезла.

– Она не откроется, пока я не разрешу.

Я сглотнула – начало не предвещало ничего хорошего. И что тебе от меня надо в этот раз?

– Возьмите стул и сядьте.

– Спасибо, я постою.

Зря, наверное, отказываюсь, коленки-то уже подгибаются.

– Вы уверены? Разговор будет долгим.

– Уверена.

– Как вам будет угодно.

Он стянул с пальца перстень, тот, что то и дело крутил, словно украшение мешалось. Странно, вчера я не заметила, чтобы он теребил перстни. Вчера был спокоен, а сегодня с чего-то нервничает? Нет, вряд ли четверка студентов неприятнее инквизитора. Пальцы отекли с недосыпа или перепоя? Тоже нет, характерного следа на коже не осталось. Да и тогда остальные перстни он бы тоже снял, вряд ли только один стал внезапно узок.

Профессор прошелся туда-сюда, я следила за ним точно завороженная. Двигался он вовсе не как человек, большую часть дня проводящий за книжками. И не деревянно, как качок его комплекции. Полная достоинства осанка, грация леопарда. Мелькнула нелепая мысль – такие профессора в нашем ВУЗе гарантировали бы стопроцентную посещаемость среди студенток. Я тут же обругала себя: нашла время!

Он, наконец, остановился. Прислонился к столу, скрестив руки на груди, и я едва не повторила этот жест – хотелось закрыться от его пристального оценивающего взгляда.

– Так кто вы такая на самом деле?

Глава 9

Сердце ухнуло в пятки, подпрыгнуло обратно и заколотилось в горле, мешая дышать.

– Прошу прощения? – выдавила я.

– Вы – не бедная неграмотная девчонка. Так кто?

– Не помню!

– Не лгите! – отчеканил профессор. – Я чувствую ложь!

Я перевела взгляд с его лица на перстень, лежащий на столе. Профессор снял его для разговора. Чему могло помешать украшение? Обычное – ничему, но если это амулет… Экран? Экран от чего? От чужих мыслей? Нет, после того, что вчера рассказывал про менталистов, Винсент не стал бы так палиться передо мной. Куда проще заставить рассказать все, что интересует, а потом заставить забыть о разговоре.

Хотя нет, мог и раскрыться, если магу крови… ведьмаку, как их здесь называют, нужна жертва. Тогда мне конец.

Нет, он не станет рисковать после того, как меня видело столько народа. «Обескровленные тела» – говорил он вчера, такое не выдашь за несчастный случай или самоубийство. Была бы ему нужна жертва, мы бы вчера не доехали до университета. Испугалась девица страшного-ужасного некроманта, сиганула из кареты, ищи-свищи ее в темноте!

Тогда зачем он носит перстень? От чего может хотеться – или требоваться – защищаться ежечасно? Но это «что-то» становится нужным, когда хочется узнать правду, только правду и ничего кроме правды? И это не чужие мысли.

Эмоции! Чуять чужие эмоции наверняка утомительно. Все равно что оказаться в гомонящей толпе, обладая сверчувствительным слухом. Но если надо поговорить по душам или допросить как следует…

– Вы не