— Нет, спасибо, как-нибудь обойдусь без этого, — улыбнулась Макси. — Кстати, а кто тут влюбился? Надеюсь, сегодня речь не о Саре и докторе Айболите?

— Макси! — Сара запустила в сестру мокрым полотенцем. — Тайлер влюбился в Грэйс.

— О боже! — Макси остановилась. — Взаправду?

— Нет, не взаправду, — твердо отрезала Грэйс. — Он думал, что влюблен, но на самом деле нет.

Макси притихла, но лишь на мгновение.

— Значит, ты не влюблена в него?

— Я не могу в него влюбиться. — Ответ вырвался автоматически. Грэйс заметила на себе внимательный взгляд Сюзанны.

— Могу, не могу. Дело не в этом. — Оставив разделочную доску, Сюзанна подошла к Грэйс и положила руку ей на плечо. — Мой сын, что бы он ни говорил, беспокоится о тебе. А ты беспокоишься о нем?

К глазам Грэйс подступили слезы, она сжала губы. Здравый смысл советовал ей не отвечать на этот вопрос.

— Боюсь, ты плохо обращаешься с моим мальчиком, — закончила Сюзанна.

Грэйс отрицательно покачала головой, усиленно моргая, чтобы прогнать непрошенные слезы. Она не намерена показывать свою слабость перед этими женщинами, несмотря на всю их доброту. Она сделала глубокий вдох, потом медленный выдох и, вымученно улыбнувшись, сказала:

— Все будет замечательно.

Сюзанна немного помолчала, затем согласно кивнула.

— Да, наверное, так оно и лучше. Ты не можешь влюбиться в него, он обещает не влюбляться в тебя. Вы оба заслуживаете по кусочку лимонного пирога. Если поможешь мне на кухне, получишь свою долю первой.

— Эй, а как же я? — донесся из-за шкафа с посудой возглас Макси.

В баре уже начали собираться посетители, и женщины приступили к работе. Раскладывая папки с меню, Грэйс не без гордости заметила, что Тайлер успел выкроить время и перепечатать страницу, включив в список два дополнительных вегетарианских блюда по ее совету.

Передав Тайлеру первый заказ напитков, Грэйс, к своему облегчению, заметила, что он старается держаться с ней так, будто она тоже приходится ему сестрой.

Грэйс принялась шутить с кем-то из посетителей, когда вдруг сильно накрашенная блондинка, подойдя к караоке, запела вместе с Эллой Фицджеральд песенку, посылая при этом дерзкие бесстыжие жесты Тайлеру:

Когда песенка затихла, Грэйс передала заказ Тайлеру и усмехнулась:

— Надо же, дрессированные блохи!

— Ты ревнуешь? — удивился мужчина. — По-моему, она спела довольно неплохо.

— Она просто великолепна, — сладко промурлыкала Грэйс. — Не думала, что тебя влечет к столь вызывающим особам.

— Вызывающие все же лучше, чем отказавшиеся от тебя, — не менее сладким голосом парировал Тайлер.

Взяв поднос, Грэйс поспешила удалиться, не желая отвечать на колкость.

За этот вечер девушка так устала, что, войдя в свою маленькую комнату под крышей, небрежно бросила в угол одежду и повалилась на кровать.

Лунное сияние струилось сквозь занавески, и полоски бледного света ложились на стены. Грэйс заработала неплохие чаевые, и вообще все складывалось удачно.

Лишь один эпизод вызвал небольшое огорчение. После закрытия Тайлер заказал для девушки такси, сам же остался в баре, сославшись на работу с какими-то документами. Смешивать работу с личными отношениями было бы недопустимо и непрофессионально.

Грэйс повторяла, лежа в темноте, что она хотела именно работы, поэтому глупо желать чего-то большего и невозможного. Она закрыла глаза, потянулась. Сейчас она заснет, а завтра встретит новый день спокойно и радостно.

Неделю спустя Грэйс готова была вскарабкаться на крышу самого высокого небоскреба, лишь бы дать выход накопившемуся отчаянию.

Вот уже неделю три женщины из соседнего офиса заходили днем в бар, заказывали мартини и флиртовали с Тайлером. Грэйс устала видеть это каждый день.

Справедливости ради нужно признать, что ее босс не принял ни одного из откровенных предложений. Но почему он ведет себя с этими женщинами столь мило и любезно, пускает в ход свое необыкновенное обаяние и шарм, открыто флиртует со всеми дамами в баре, со всеми, кроме нее, Грэйс?

Девушка была раздражена и старалась об этом не думать. Сколько раз, наводя порядок после работы, она находила салфетки с нацарапанными на них женскими именами, номерами телефонов и неизменными отпечатками накрашенных губ.

Тайлер только посмеивался, говорил, что не выкидывает их, чтобы не причинять боли женщинам, — ведь они могут увидеть.

Грэйс же считала, что гораздо лучше просто перестать заставлять их сталкиваться лбами, когда они с коктейлями в руках толпятся у стойки в попытке привлечь внимание бармена. Тайлер в ответ лишь хохотал.

Не желая больше видеть, как девицы с мартини обхаживают ее босса, Грэйс отошла в дальний конец бара. Тут же рядом появился предмет ее огорчения.

— Почему ты оставила меня на растерзание этой троице?

Грэйс смерила красоток беглым взглядом.

— Можешь гордиться, они уже дошли до кондиции.

— Грэйс, пожалуйста. — Тайлер поднес руку девушки к своей груди. — Они целую неделю бомбардируют меня, а сейчас просят разрешить спор, завязавшийся между ними по поводу женского белья.

— Женского белья? — Грэйс усмехнулась.

— Они говорили что-то о моделях бюстгальтеров. И тогда я убежал. Пойдем, Грэйс, помоги мне, иначе через десять минут красотки будут сидеть у стойки полуголыми.

Грэйс сжалилась и пошла к стойке, вдруг ощутив на своей талии теплые мужские руки. Тайлер коснулся ее шеи губами, затем скользнул к щеке.

Целую неделю он не прикасался к ней, и сейчас, чувствуя его дыхание, девушка задрожала, что не осталось незамеченным.

— Прошу тебя, изобрази мою подружку, — прошептал Тайлер ей на ухо. — Умоляю, спаси меня, заставь их уйти отсюда, Грэйс, пожалуйста.

— Расслабьтесь, мистер Магнетизм, я их выпровожу. — Внезапный импульс пронзил ее тело, и Грэйс не устояла. Привстав на носки, она прижалась к Тайлеру и обвила рукой его шею. Приблизив губы к его уху, она прошептала: — Я выпровожу их, и, поверь мне, они никогда больше не отважатся накинуться на тебя.

Нежно коснувшись его лица рукой, Грэйс резко повернулась и направилась к сидящим у стойки женщинам.

Тайлер словно окаменел — такого он не ожидал. Поднеся ладонь к лицу, Тайлер вдруг ощутил себя школьником, у которого возникла неконтролируемая эрекция на глазах у всего класса, крайне неуместная, унижающая достоинство и совершенно ему неподвластная.