слегка помятую старомодную одежду пробивался прежний начальник управления: клыкастый, ничего не забывающий и требовательный. У такого лучше на пути не стоять – порвет!

– За мной не ходить, разберусь со своими делами сам.

– Но… товарищ полковник, – поднялся секретарь, – ведь не положено. Есть приказ не ходить по одному. Это бандеровский край, а уж вам-то тем более…

– Не суетись, Игорь, я знаю, что делаю. Меня пока здесь никто не знает, а потом, из города я не выхожу.

Положив на стол листок бумаги, сказал:

– Если через два часа не вернусь, вышлите по этому адресу отделение автоматчиков.

Полковник Михайлов вышел из здания, прошел по длинной улице, замощенной светлым гранитным булыжником. По обе стороны стояли особняки с пробоинами в стенах. А некоторые строения, не выдержав выстрела в упор, обрушились, и колючая угловатая осыпь длинными красно-белыми языками сползла на мостовую, затрудняя движение потоку транспорта.

Тяжелые «Студебекеры» широкой крепкой резиной немилосердно вдавливали битый кирпич в булыжник мостовой до бурого порошка и, деловито урча, на низких оборотах двигались дальше. Водители легковых автомобилей, чертыхаясь и матерясь, царапая кузовы о гнутое железо, торчавшее из бесформенного хлама, не задерживая уличное движение, двигались дальше.

Подле некоторых домов шла усиленная работа: солдаты вместе с гражданскими растаскивали завалы, сортировали кирпичи. Другая группа, видно, мастеровые, заделывали обожженным кирпичом проемы в стенах. Получалось не в цвет, так – лишенная всякого вкуса заплатка. Некий военный модернизм бесталанного художника. Но на состряпанную неказистость внимания не обращали, имелись дела и поважнее.

Жизнь кипела. Народ прибывал в город. С каждым часом гражданского населения становилось все больше. У каждого в руках поклажа. Везли за собой на тележках нехитрый скарб; несли узлы в руках; тащили на плечах котомки, сгорбившись под их тяжестью. Каждый рассчитывал поселиться в брошенных домах и квартирах, пусть с пробоинами в стенах, но зато в своих. Так оно как-то понадежнее.

На полковника Михайлова, облаченного в гражданскую одежду, внимания не обращали. Он был один из сотен людей, что покинули город перед началом боевых действий и теперь вернулись с их окончанием.

Алексей Никифорович прошел мимо ратуши через Рыночную площадь, одновременно узнавая город и поражаясь разрушениям, произошедшим во время его штурма и дальнейших уличных боев. Станислав он любил. Здесь с сентября тридцать девятого по июль сорок первого, до того самого времени, пока Красная армия под натиском немцев вынуждена была оставить город, он поочередно возглавлял управления НКВД и НКГБ. И до настоящего времени считал эти назначения одними из важнейших в своей карьере. Всегда надеялся побывать в этих местах после войны, вот только не предполагал, что случится это гораздо раньше, чем он планировал, – в должности начальника управления, какая была у него перед самой войной. Вот только на этот раз он возглавлял контрразведку Смерш, да и ситуация сейчас складывалась несколько иначе…

У города Станислава была собственная необычная история, значительно отличавшая его от других пограничных населенных пунктов. До тридцать девятого года он никогда не входил в состав России, что было заметно по архитектуре; да и с жителями было не все так просто. Проживавшие на небольшой узкой полоске между западноевропейской и восточноевропейской цивилизациями, они в своем большинстве имели полное неприятие всего русского: и языка, и православной веры Московского патриархата.

Крепость Станислав, основанная польским кастеляном[3], являлась форпостом от набега запорожских казаков и крымских татар. Вскоре она разрослась до города и вошла в состав Австрийской империи. А когда в восемнадцатом году произошел распад Австро-Венгрии, то на этой территории целый год существовала Западно-Украинская народная Республика, пока туда не вошли польские войска.

В цепочке областей, граничащих с западными странами, именно эти территории считались руководством наиболее уязвимыми для Советского Союза, в чем полковник Михайлов убедился в первые же недели после своего назначения на должность начальника НКВД.

Все началось с того, что органами на самой границе был пойман курьер, отправленный из штаба украинских националистов, размещавшихся на тот момент в Кракове. При курьере оказалось послание, в котором от низовых подразделений требовалось провести немедленную мобилизацию среди украинских националистов, вооружить их, разбить на боевые группы и назначить командиров.

После того как курьер был допрошен и выявлены имена и места проживания руководителей ОУН[4] на территории Украины, тотчас были проведены массовые аресты, как рядовых членов организации, так и ее руководителей. Именно тогда возникло решение провести секретную операцию по внедрению советской агентуры в краковский центр ОУН. Провели ее успешно, и в этом центре заработали сразу трое глубоко законсперированных сотрудников государственной безопасности. Благодаря их информации военной контрразведке стало известно, что Остап Бандера планирует на территории Западной Украины восстания против советской власти и по многим каналам происходит снабжение отрядов ОУН подготовленными кадрами, стрелковым оружием, а также целевыми пособиями по сопротивлению советской власти. В это же время на оккупированной территории Польши создавались отряды, которые должны были пересечь границу Советского Союза одновременно с восстанием украинских националистов.

Прошла вторая волна арестов, но добраться удалось не до всех – значительная часть бандитов попряталась на хуторах и в лесах.

Полковник Михайлов не ошибался, когда предполагал, что натиск со стороны украинских националистов будет усиливаться. Так оно и произошло… В начале сорокового года ОУН с помощью абвера забросила на Западную Украину, в том числе в Станиславскую область, хорошо подготовленные отряды с целью проведения акций саботажа и общего гражданского неповиновения.

Большая часть заброшенных диверсантов, оказавших сильнейшее сопротивление отрядам НКВД, была уничтожена во время боестолкновения. Меньшая – захвачена и осуждена.

В штабе УПА осознали утечку информации, и два агента были вскоре раскрыты. Оставался один, под псевдонимом Гроссмейстер. Именно благодаря Гроссмейстеру удалось узнать, что украинские националисты не поменяли своих планов по организации восстания среди местного населения на Западной Украине, а лишь только немного передвинули сроки.

Осенью сорокового года националистами была захвачена на военных складах большая партия вооружения, включая крупнокалиберные пулеметы и автоматы. Уже перед самой войной, опираясь на данные агента Гроссмейстера, контрразведчикам удались около десяти ударных спецопераций, которые сорвали замысел оуновцев о проведении на территории Станиславской области восстания. В ходе боестолкновения с отрядами оуновцев удалось ликвидировать значительную часть главарей и уничтожить наиболее непримиримые подразделения. Для полковника Михайлова стало настоящим потрясением, когда у командиров отрядов ОУН были обнаружены адреса партийных, государственных руководителей, начальников подразделений НКВД, включая полный состав их семей. Сам он значился под четвертым номером…

Оуновцам было известно о дислокации военных частей, о количественном составе подразделений; они также имели сведения о расположении военных объектов и еще много о чем запретном, что полагалось знать лишь ограниченному