— Я знаю, — сказала Джейн взволнованно. Неужели ее сестра не замечает? Всего несколько минут разговора о ее дочери или о чем-то, к ней относящемся, и она как будто получила высоковольтный разряд. Джейн чувствовала, что дрожит.

Сильви глубоко вздохнула и вытянула руку.

— Мир?

— Хорошо.

— Ты права насчет стрессовой ситуации, — сказала Сильви, — так тяжело видеть, как маме становится хуже. Ее состояние заметно ухудшилось с Рождества. Последнее падение отняло у нее много сил, и теперь ее так легко смутить. Но я не хочу выгонять ее из дома, Джейн. Я хочу, чтобы она оставалась со мной.

— Даже несмотря на то, что с ней сложно справиться одной?

— Ты здесь. — Сильви улыбнулась.

Джейн кивнула:

— Сейчас — да.

— Каково это, быть дома? — спросила Сильви. И когда Джейн не ответила, добавила: — Или это больше не твой дом?

Джейн снова посмотрела на потолок.

— Там, где ты и мама, там мой дом, — сказала она, понимая, что это правда. — «И Хлоэ», — мысленно добавила Джейн.

Сильви выглядела удивленной. Она приподняла брови, вопросительно глядя на сестру.

— Что? — спросила Джейн.

— Только то, что ты как будто бы всеми способами пытаешься отдалиться от нас, — сказала Сильви.

Джейн просто кивнула, она знала, что это тоже правда.

Этим утром, направляясь в школу, Хлоэ нашла у двери их дома конверт. На нем стояло ее имя, написанное почерком дяди Дилана. Она решила прочитать послание в автобусе. Но когда она села, Тедди Линкольн начал мычать, а Дженни стала рассказывать, что мистер Фонтэйн прочитал всем лекцию после ухода Хлоэ, сказав, что, если кто-то еще выкинет такую проделку, он вызовет полицию. Хлоэ воткнула в уши наушники и стала слушать музыку.

У нее был сложный день в школе. Мальчик, который ей нравился, Гил Альберт, после выходных начал ухаживать за Леной Аллард. Ее лучшая подруга, Мона Шиппен, болела. Все издевались над ней из-за происшествия в магазине. Во время урока биологии они смотрели фильм про обезьян в лесах Амазонки, и она начала сердиться при виде того, как браконьеры хватают животных прямо с деревьев и сажают их в бамбуковые клетки.

— Любительница обезьян, — сказала Тедди, заметив ее слезы.

— Бессердечный ублюдок, — прошептала она, вытирая слезы с лица.

Во время урока живописи девочка приготовила открытку для Моны. Она нарисовала джунгли, среди зеленых ветвей множество желтых глаз. Внутри она нарисовала обезьяну, прыгающую с ветки на ветку. И надпись: «Школа — это забавные джунгли. Возвращайся, и мы будем вместе прыгать по веткам».

Позже она сошла с автобуса на две остановки раньше, чтобы лично отдать открытку Моне. Мона открыла дверь в розовой фланелевой пижаме и пурпурном кимоно со странным рисунком на отворотах. На ней были очки, и ее слегка грязные каштановые волосы едва доходили до плеч. Это было неожиданно, потому что до начала болезни у подруги была роскошная шевелюра почти до пояса.

— Что ты сделала со своими волосами? — спросила Хлоэ.

— Обрезала. Мне надоело, — сказала Мона. — Ты не должна входить. Я заразная.

— Что у тебя?

— Болезнь легионеров. Какая к черту разница?

Хлоэ буквально влетела в объятия Моны и сделала несколько глубоких вдохов.

— Господи, надеюсь, я подхвачу это, — сказала она, — возможно, мне станет совсем плохо и меня отправят в санаторий в Чили.

— Я бы хотела поехать в Чили. Я планирую назвать свою первую дочь Тьера дел Фуэго.

— Что, если у тебя будет мальчик?

— Его имя будет Гилберт Альберт, в честь того, кого ты любишь. Боже, как ты могла влюбиться в человека с таким дебильным именем?

— Я его не люблю. Я его ненавижу.

— Только потому, что с пятницы он увивается за Леной. Верно?

— Откуда ты знаешь?

— У меня есть шпионы. Ты принесла мне что-нибудь? — Мона открыла сумку Хлоэ. Она перетрясла ее, закашлявшись, когда нашла коробку, наполненную курагой и изюмом.

— Не ешь это, — предупредила Хлоэ, — кажется, они здесь с прошлой осени. Я сделала тебе открытку.

Мона взяла ее. Она гордо посмотрела на рисунок, как мать, восхищающаяся своей дочерью. Потом она открыла ее и прочла послание. «Школа — это забавные джунгли…» — она недоуменно посмотрела на Хлоэ:

— Что ты пытаешься этим сказать?

— Просто хочу, чтобы ты поскорее вернулась в школу, — ответила Хлоэ. — Я скучаю.

— Ну, я тоже скучаю, но вранье в открытке никуда тебя не приведет. Это напоминает об открытке, которую я купила Рианне на День матери в прошлом году. Как ты можешь себе представить, секция для мачех совсем небольшая. И я нашла эту открытку, с такой милой надписью о том, как хорошо она вписывается в семью…

Хлоэ усмехнулась:

— Я помню, как сильно ей это понравилось.

— Без шуток. Она думает, что это семья вписывается в нее, а не наоборот. Эй, давай-ка начнем выпускать свою собственную серию открыток. Пассивно-агрессивную серию.

— Ты проводишь слишком много времени со своим психотерапевтом, — засмеялась Хлоэ.

— Да, ну знаешь, тебе он тоже не помешает. Анонимные записки в коробочках с мясом и последовавшее за этим увольнение. О, и вот еще — ты давно не пыталась подделывать родительские подписи?

Улыбка Хлоэ испарилась.

Кашляя и смеясь одновременно, Мона сделала вид, что бьет ее по руке:

— Да ладно тебе, это же круто, правда? Доехать на автобусе до Провиденса, в сам Семейный суд, отдать им подделанную записку… а когда это не сработает, вернуться, надев шляпу и на безымянный палец кольцо, чтобы они подумали, что тебе двадцать один и ты уже замужем…

— Ладно-ладно, хватит, Мона.

— Кому нужен психотерапевт?

— Я знаю. Это было не совсем нормально.

Мона снова закашлялась. Хлоэ озабоченно похлопала ее по спине. Она выглянула за угол, чтобы посмотреть, на кухне ли Рианна.

— Никого нет дома, — сказала Мона. — Она у дерматолога. Хочешь услышать что-то действительно ненормальное?

Хлоэ кивнула, надеясь, что тема о матерях забыта.

— Она делает себе инъекции между бровями. Этого… как его… ботулизма!

— Яда?

— Да! И он парализует мышцы ее лица! Она делает укол прямо между глаз, там, где появляются морщины, когда хмуришься. Так что, сколько бы она ни хмурилась, ничего не выходит.

— Парализует ее лицо? Ботулизм? — спросила Хлоэ.

Мона кивнула, поправляя очки на носу, и кашлянула.

— Ботокс… яд ботулизма? Я что, должна ей расшифровывать? Вот с кого я должна брать пример. Думаю, моя мама очень расстроилась бы, узнав, что отец женился на такой женщине, — сказала Мона. Ее глаза наполнились слезами, и Хлоэ знала, что это не из-за кашля. Девочки были подругами с раннего детства. Мама Моны умерла, когда ей исполнилось шесть лет. В тот год они с Хлоэ все время были вместе, и их связь стала еще крепче.