Лицо матери таяло.

– Мама! Вернись!

Поздно. Алекс ушла. Свет в любящих глазах померк. На него с любопытством таращились трое чернокожих парней, ненамного старше самого Робби.

Он лежал на спине, подпертый ветвями рододендронов, спружинившими при его падении. Он попробовал шевельнуться, но боль в левой ноге была невыносимой. Правда, с помощью парней он смог встать.

– Ты, должно быть, под классным кайфом, брат! – Старший восхищенно покачал головой. – Думаешь, ты Супермен или что-то вроде этого?

Его друзья громко рассмеялись.

– Еще не допетрил, что стоишь без штанов? Или, может, это я Супермен? Нажрался криптонитового дерьма и приобрел рентгеновское зрение?

Очередной взрыв смеха.

– П-пожалуйста, – заикаясь, пробормотал Робби. – Пом-могите. С-сейчас явятся копы. Кто-нибудь, дайте мне штаны.

Ребята переглянулись.

– Еще чего! Никаких чертовых штанов ты не получишь!

Немного подумав, Роберт что-то стащил с мизинца левой руки.

– Вот. Возьми.

Он сунул в руку старшего тяжелое золотое кольцо-печатку, когда-то принадлежавшее Джейми Макгрегору. На нем были выгравированы два сцепившихся в схватке оленя-самца: герб «Крюгер-Брент».

– Это золото. И стоит не меньше пяти сотен баксов.

Парень оценивающе оглядел кольцо.

– Джексон, отдай этому Кларку Кенту[12]свои штаны.

– Мать твою! – возмутился Джексон. – Ничего я ему не дам!

– Я сказал – снимай! Вон бегут копы!

Двое полицейских выскочили из здания с фонарями в руках. Должно быть, ищут тело!

Чернокожий мальчишка выскользнул из джинсов, как змея из кожи, и бросился в кусты. Видя, как три темные фигуры исчезают в зарослях, копы помчались за ними, и это позволило Робби выиграть несколько драгоценных секунд.

Он утонул в чужих штанах. Пришлось затянуть ремень на последнюю дырочку. Не сваливаются, и то хорошо. Он осторожно сделал первый шаг. Боль в ноге усилилась. Стараясь отрешиться от всего, он сосредоточился на Лекси и матери. Он не может идти в тюрьму. Нужно любой ценой удрать.

Тихо мурлыча главную тему фортепьянного концерта Грига ля минор, он похромал во тьму.

Домой он добрался к шести утра.

Над Уэст-Виллидж уже занимался рассвет. Бездомные, ночевавшие у чужих дверей, зашевелились и начали просыпаться: мешки с гремящими костями, пытающиеся стряхнуть остатки сна и воздействия спиртного и поскорее убраться, прежде чем появятся первые полицейские патрули. Робби усмехнулся, пожал плечами и уже не впервые подумал, какая жестокая ирония заключается в том, что всего лишь несколько футов кирпича отделяют эти безнадежные человеческие отбросы от людей вроде него, купающихся в деньгах. Эти бродяги воображают, что у него есть все. Что они сказали бы, узнав, как часто он лежал по ночам без сна в мягкой постели, мечтая вышибить себе мозги?!

Ключа у него не было. Он лежал в джинсах, вместе с таблетками экстази.

Подхромав к подвалу, он нажал шесть кнопок на кодовом замке черного хода. Дверь немедленно открылась.

Добро пожаловать домой!

Интересно, что сейчас происходит в Бронксвилле? Поймали копы его чернокожих приятелей? Сомнительно. Но это еще не означает, что он легко отделался. Морин Суонсон скорее всего распустила язык и рассказала полиции, кто он и где его найти.

Но какая разница? Если и так, он все равно ничего не сможет поделать.

Прокравшись по лестнице черного хода в коридор первого этажа, он с облегчением увидел, что дом погружен в темноту и тишину. И почти добрался до верхнего этажа, когда за спиной раздался голос:

– Я в кабинете, Роберт.

Черт!

Сердце у Робби упало. И покатилось куда-то в самый низ живота.

Господи, только бы отец не был пьян!

Сидя на диване, обтянутом красной парчой, Питер разговаривал с женой.

– Ты знаешь, дорогая, как в этом возрасте с ними трудно. В прошлом я не был с ним достаточно тверд, вот и возникли проблемы. Но никогда не поздно измениться.

Алекс соглашалась с ним. Стоя у окна в зеленом платье, подаренном им на десятую годовщину их свадьбы, она ободряюще кивала. Где бы он был без нее? Ее любовь и поддержка значили для него все на свете. Давали ему силу, в которой Питер так нуждался.

– Если бы речь шла только о неприятностях в школе, я мог бы его простить. Даже наркотики. Но мне нужно думать о Лекси. Он ужасно на нее влияет, Алекс. Пытается отнять ее у меня. Не могу же я это допустить, верно?

Алекс покачала головой:

– Конечно, не можешь, дорогой. Но давай не будем тратить ночь на разговоры о Роберте. Тебе нравится мое платье?

– Чудесное. Ты в нем такая красивая!

– Для тебя, Питер. Я хочу быть красивой для тебя.

– Па?

Питер поднял глаза. Алекс исчезла. Комната мягко покачивалась, как корабельная палуба. Все тонуло в коричневом тумане. Все равно что оказаться внутри старой фотографии «Титаника». Несчастье еще не нанесло удар, но до него остались считанные секунды.

Прежде чем заговорить, Питер подождал, пока два лица сына сольются в одно.

– Где ты был всю ночь?

Робби молча переминался с ноги на ногу.

– Я задал тебе вопрос.

– С девушкой.

Это даже не ложь. Формально.

– Какой девушкой? Где?

В голосе Питера было столько гнева, что Робби невольно вздрогнул.

– В Бронксвилле. Мы сели на поезд, – пробормотал он, ловко избегая первого вопроса. Не стоит упоминать имя Морин: ничего хорошего из этого не выйдет. – Послушай, па, извини за то, что случилось в школе. Правда, мне очень жаль. Сам не знаю, что со мной творится. Иногда я…

– Иногда ты… что?

Питер был вне себя от ярости. И не желал извинений и объяснений. Он хотел, чтобы Роберт признал свою вину. Признал, что заслуживает наказания. Наказания за то, что пытался украсть у него любовь Алекс. Наказания за то, что восстановил Лекси против отца.

– Иногда я просто не могу совладать с собой.

И Роберт снова заплакал. Второй раз за день.

– Не ной, ради всего святого! Будь мужчиной! Ты сам во всем виноват!

Рука Питера, прикрытая подушкой, сжала пистолет.

Несколько часов назад он вынул из сейфа «глок», собираясь покончить с собой. Но полторы бутылки виски лишили его возможности мыслить связно, оставив в душе горечь и тоску. Он потерпел полный крах. Как мужчина, как муж, как отец.