Кто сумеет описать расчетливость, мастерство и смелость турок? Они верили, что смогут внушить ужас франкам, угрожая им стрелами, как они уже запугали арабов, сарацин, армян, сирийцев и греков. Но, благодарение Богу, они никогда не станут такими могущественными, как наши рыцари. На самом деле турки говорят, что они родственны франкам и ни один человек не может по природе своей быть рыцарем, кроме франков и них самих. Я говорю правду, которую никто не станет отрицать: если бы они были тверды в своей вере в Христа и в христианстве, если бы они признавали лишь триединого Бога и если бы они честно верили, что сын Божий родился от Девы, что он страдал, восстал из мертвых и вознесся на небеса в присутствии своих учеников, что он правит в небе и на земле, – если бы они верили во все это, было бы невозможно отыскать на всей земле людей более отважных и более искусных в военном деле. Однако, милостью Божьей, мы их победили. Сражение произошло в первый день июля.

Христианская армия два дня отдыхала в Дорилее, празднуя победу и радуясь захваченной добыче. 3 июля она снова тронулась в путь, на этот раз в северо-восточном направлении, чтобы обойти по краю великую соляную пустыню вдоль дороги на Гераклею. Здесь они были вынуждены пожинать горькие плоды своей бездеятельности в предыдущий период: им пришлось пересечь эту пустынную засушливую землю в середине лета. Запасы воды были в лучшем случае мизерными, в худшем – их не существовало вовсе. Жара была угнетающе сильной, и одетые в броню рыцари почти сварились в своих металлических панцирях. Лошади и вьючные животные падали замертво от голода и жажды, так что многим рыцарям пришлось идти пешком или ехать на волах.

В середине августа армия вошла в Иконий[63], покинутый турками. Здесь измученные воины смогли отдохнуть и пополнить запасы, прежде чем продолжить путь на Гераклею, куда они прибыли 10 сентября.

В Гераклее армия снова разделилась. Отважные князья Танкред и Балдуин Булонский со своими силами отделились от основной армии крестоносцев. Они предпочли двигаться по узким трудным тропам Киликийских ворот[64]. Оставшаяся армия выбрала обходной маршрут через горы Антитавр[65], Мараш[66] и Аманийские ворота[67] на равнину Антиохии, куда она прибыла 20 октября.

А тем временем Танкред и Балдуин воспользовались шансом, который им предоставило отделение от главных сил, чтобы захватить ряд городов и деревень Киликии. В этой экспедиции они намеревались создать феодальные владения для себя на Востоке. Двигаясь по Киликии, они сделали первые шаги к достижению этой цели.

Балдуин Булонский, взяв Тарсус[68], двинулся дальше и вышел на еще более плодородное поле для военных действий в долине Тигра и Евфрата. Там зимой 1097/98 года он сумел обеспечить для себя главный город Эдессу и несколько второстепенных армянских городов. При поддержке армянских друзей, которые смотрели на него как на освободителя и защитника, Балдуин сумел создать для себя обширное владение, графство Эдесса, первое латинское государство на Востоке.

Пока Балдуин создавал латинское графство Эдесса, Танкред, захвативший несколько городов Киликии, присоединился к главным силам армии крестоносцев на севере Сирии, перед стенами древнего города Антиохии. Взятие этого освященного веками города было необходимо до атаки на Иерусалим, который являлся целью крестоносцев. Пока Антиохия находилась в руках противника, христианская армия в Палестине или Сирии не могла чувствовать себя в безопасности.

Но взятие Антиохии представляло собой серьезную проблему. Главная часть города располагалась на равнине у подножия горы Силпиус. На высоте тысяча футов над городом возвышалась крепость, построенная на вершине горы. Весь город был окружен стенами с встроенными через одинаковые промежутки 360 башнями. Когда в октябре 1097 года крестоносцы подошли к Антиохии, город находился в руках турецкого эмира Яги-Сияна, в распоряжении которого был грозный гарнизон. Хитрый турок уже давно принял соответствующие меры предосторожности на случай продолжительной осады и сосредоточил в городе крупные запасы.

Огромные размеры Антиохии вначале удержали крестоносцев от массированной атаки на стены, но, с другой стороны, альтернативы этой тактике в тот момент не было, поскольку город оказался слишком велик, чтобы его можно было окружить имевшимися в распоряжении крестоносцев силами. Крестоносцы разбили на равнине свой лагерь перед городом. Антиохия ожидала осады.

Шли недели, но ни одна из сторон так и не получила преимуществ над другой. Обе стороны предпринимали небольшие вылазки без особых успехов. Пришла зима, и над крестоносцами нависла угроза голода. Они рассылали во все стороны отряды, единственной задачей которых была добыча продовольствия. Осажденных также беспокоили холод, зимние проливные дожди… и дезертирство. Дважды к городу подходили турецкие войска, чтобы снять осаду, но оба раза были отбиты, и осада продолжалась. Весной 1098 года, получив подкрепление и запасы по морю через удобный морской порт Сент-Симеон, расположенный в двенадцати милях от Антиохии, крестоносцы начали строить собственные укрепленные башни. Эти сооружения стали барьером перед городскими воротами и существенно затруднили туркам организацию вылазок для атаки на крестоносцев.

А тем временем у Боэмунда были собственные планы на Антиохию. По условиям клятвы, которую Боэмунд и другие лидеры крестоносцев дали византийскому императору, Антиохию, являвшуюся бывшим византийским владением, после взятия следовало вернуть императору. Но Константинополь был далеко, и не было похоже, что у Византии в ближайшем будущем появится возможность подкрепить свои требования силой. В июне 1098 года Боэмунд установил контакт с предателем из Антиохии и начал осуществлять свой план, согласно которому он мог получить город в свое владение.

[69]

Был турецкий эмир по имени Фируз[70], ставший близким другом Боэмунда. В посланиях, которыми они часто обменивались, Боэмунд обещал, что, если Фируз встретит его по-дружески в городе и добровольно примет христианство, Боэмунд, со своей стороны, сделает его богатым и почитаемым. Фируз поддался на эти уговоры и обещания и сказал: «Я отвечаю за три башни. Я обещаю их Боэмунду и, когда он захочет, свободно пущу его в них».