на огромную ответственность, на сложности. Десятки честных замечательных людей стояли за широкой директорской спиной, и Аким Павлович не допустит, не позволит, чтобы незапятнанные имена заводчан без всяких оснований фигурировали в милицейских протоколах. Даже имена бывших работников, как плавильщик Дзюба. Дай бог памяти вспомнить имя… Кажется, Семен. Да, точно.

Черенков сидел молча и внимательно осматривал кабинет. Мебель, стены, интерьер. Иногда детали интерьера говорят о своем хозяине куда больше, чем самая подробная характеристика. Черенков явно демонстрировал свою непричастность к колкому разговору. Вся его вина перед влиятельным директором заключалась лишь в том, что набрался наглости заявиться на «Цветмет», и вдобавок притащил с собой рязанского сыщика. Неловко, мол, получилось. А вот Ковалева настроение директора беспокоило мало, а переживания коллеги вообще не трогали. Детектив продолжал гнуть свою линию.

— Именно это я и хотел сказать, уважаемый Аким Павлович, — мягко сказал он, — или вы не допускаете мысли, что на вашем предприятии не все обстоит так благополучно, как кажется? Как хотелось бы. К сожалению, обстановка на заводе вызывает некоторые вопросы. Неделю назад жестоко избили мастера Друмова, человек до сих пор в реанимации лежит, сегодня убит плавильщик Дзюба. Не думаю, что это случайно.

Директор застыл посреди кабинета, уставившись на бесцеремонного детектива. Потом сердито глянул на Черенкова, словно вопрошая, кого он приволок. Черенков, занятый осмотром, выразительного взгляда хозяина кабинета не понял, даже не заметил и продолжал изучать обстановку. Проводил рекогносцировку местности. И усмехался про себя. Можно представить, как сильно удивится самоуверенный директор, когда услышит, что расстрел во Владимирской области группы Хвороста тоже может иметь отношение к «Цветмету». Самое прямое причем. Директор воспримет это не иначе как попыткой повесить на него все земные грехи, и не просто удивится, а возмутится.

Аким Павлович возмущаться не стал. Он вернулся в привычное директорское кресло, сел, опершись о надежную спинку, вздохнул и спросил:

— Вы уверены, что Дзюбу убили?

Алексей встрепенулся, на секунду отвлекшись от лицезрения художественной лепнины на потолке и глянул на директора. Вопрос адресовался детективу. Алексей снова уставился в потолок. Кажется, их прощание откладывалось на некоторое время.

— Абсолютно уверен, — сказал Вадим, — именно убили, Аким Павлович.

Аким Павлович недоуменно вздернул плечи:

— Но зачем? Кому мог помешать пожилой человек? Если не ошибаюсь, мужик он одинокий, жил тихо, мирно, дорогу никому не переходил, к чужому добру рук не тянул, по чужим женам не ходил. Ума не приложу… А почему, кстати, вы усматриваете этот трагичный случай в контексте с заводом? При чем тут завод?

Директор никак не хотел признать, что причиной смерти плавильщика была именно работа. И правильно делал, что не признавал. Может, Дзюбу убили случайные хулиганы или какие-то пьяницы, прокутившие всю ночь напролет и занятые утренними поисками недостающих на бутылку денег. Вот Дзюба и подвернулся. Но почему он оказался под Касимовом? Зачем вообще туда поперся? И не на автобусе, не вместе со всеми, а один. Неужели сыщики правы в своих подозрениях? Но этого не может быть, потому что все подозрения увязываются с кражей золота с завода, а кражи как раз и нет. И не было. И выходит, что менты выстраивают свои версии на песке, на пустом месте, на голом воображении. Совсем обнаглели.

Взгляд директора потяжелел. Однако в голосе, когда он потребовал объяснений, гнева не было. Но строгости хватало.

— Вы предполагаете, что причина убийства каким-то образом может увязываться с золотом? — спросил директор, обращаясь по-прежнему к Вадиму, и ехидно добавил: — Да, через руки плавильщика проходят тонны драгметалла, но сомнительно, чтобы это стало причиной убийства. Дзюба от этих тонн не имел ни единого грамма. Как не имею ни одного грамма я, кроме, естественно, зарплаты, как не имеет никто из сотрудников. Это богатство принадлежит государству, а не коллективу завода, и уж тем более не одному человеку. Извините, но в ваших размышлениях не прослеживается никакой логики.

По-своему директор был прав, убийство плавильщика действительно никому никаких дивидендов не приносило, не принимая во внимание его возможное финансовое благополучие, или вообще чуть ли не сказочное состояние. Но это уж из области самых смелых и фантастических предположений. Если целью убийства было ограбление, то тело бывшего аппаратчика обнаружилось бы в квартире, а не за десяток километров от нее. В квартире покойного они еще побывают, сразу после завода. Вместе с экспертами.

— Если следовать вашим умозаключениям, — продолжал Аким Павлович, воспользовавшись молчанием визитеров, — то бандитам было бы правильней выйти на меня. Согласитесь, у директора возможностей для краж намного больше, чем у рядового рабочего. И намного масштабней. Не выходят, однако, не ищут подступов к директору. Знаете почему?

Ответ напрашивался сам собой и подразумевал не что иное, как кристальную честность директора «Цветмета». К неподкупным людям по щекотливым вопросам подходить бесполезно. И даже опасно.

— Потому что это бесполезно, — пояснил Аким Павлович, — и не потому, что я такой честный и неподкупный, а потому что система охраны завода не позволяет. Обратили внимание, когда шли сюда, на охрану? «Цветмет» — режимный объект, для его охраны специальная часть расквартирована, целый батальон. Четыре контрольно-пропускные зоны, специальные рамки, реагирующие на металлическую пыль, не говоря уж о кусочке золота. Наконец, перед самым выходом к проходной — «голевой» досмотр. Для всех и для каждого, невзирая на чины и ранги. Есть, правда, несколько человек, освобожденных от такого удовольствия. Но этот список я составлял лично и за каждого готов поручиться. Алексей Иваныч тоже в свое время был в их числе, когда завод шерстил. Помнишь, Алексей Иваныч?

Черенков улыбнулся. Подтвердил:

— Помню, Аким Павлович. Спасибо за доверие. Надеюсь, сегодня нам тоже не придется заниматься стриптизом?

Директор рассмеялся:

— Посмотрим на ваше поведение, — и на этой шутливой нотке посоветовал, — может, попробуете вынести с завода пару граммов золота, чтобы убедиться в моей правдивости?

Черенков раздумывал недолго. Подмигнул Вадиму:

— Пожалуй, можно, если подтвердите свои слова, когда нас повяжут. И не граммов, а пару килограммов. Как думаешь, Вадим?

Ковалев отказался. Директор почему-то не вызывал у детектива большого доверия. Такой запросто может подставить. Но шутку поддержал. Улыбнулся:

— В другой раз. Присмотримся, оглядимся немного, потайные карманы пришьем, а потом уже затаримся.

Шутка директору понравилась своей масштабностью. Аким Павлович уважал людей хватких, с размахом, с перспективой, для которых слово воровать ассоциируется не с копейками-рублями, а с миллионами. Воровать — так миллионы, а любить — так королеву. Настроение директора немного улучшилось, тем более сыщики, кажется, все-таки согласились с его доводами. Похоже, версия о краже золота исчезнет, еще не появившись и не окрепнув. Так спокойней.