– А-а-а, вот ты где! – послышался голос Шевалье.

Беспечно улыбаясь, он подошел к Филиппу и страстно поцеловал Месье. Когда Филипп снова повернулся, горничная уже исчезла.

– Надо же, сегодня все пребывают в скверном настроении, – поморщился Шевалье.

– Король потерял дочь, а я – племянницу. Это не дает повода к веселью.

Шевалье снова поморщился и принялся разглядывать ногти.

– Да, разумеется.

– Неужели тебя ничего не трогает? – не выдержал Филипп.

– Меня не трогает то, что не имеет ко мне отношения.

Король был в восторге от своей апельсиновой рощи. Еще одно подтверждение славы «короля-солнце», еще один шаг к блистательному будущему. Теперь можно сосредоточиться и на других государственных делах. Министры собрались в комнате, где обычно заседал военный совет. Людовик занял свое обычное место во главе стола. Бонтан на подобных встречах никогда не садился. Он стоял неподалеку, внимательно слушал и был в любую минуту готов немедленно выполнить любое королевское распоряжение.

– Без юридического подкрепления мой эдикт не будет иметь законной силы, – сказал Людовик. – Где архивы? Почему они не здесь, в нашем распоряжении? Неужели их до сих пор везут?

Глаза собравшихся повернулись к Лувуа. Военный министр набрал в легкие воздуха и только потом заговорил:

– Ваше величество, было решено вернуть повозки с архивами в Париж.

– Решено? Кем решено?

– Дорога из Парижа опасна, особенно вблизи Версаля. Недопустимо, чтобы документы государственной важности вдруг оказались в руках злоумышленников.

Людовик встал, упершись руками в стол, и подался вперед. Министры невольно вжались в спинки стульев, будто король был ветром, а они – стебельками травы.

– Значит, господин Лувуа, вы утверждаете, что дорога между Парижем и Версалем небезопасна? Но мастера из портновской гильдии добрались сюда в целости и сохранности. И то, что они везли для модного павильона, тоже не пострадало. Или вы считаете, что королевские гвардейцы не в состоянии защитить важные государственные бумаги?

– Мы только заботимся о безопасности, – промямлил Лувуа. – Мы – всего лишь слуги вашего величества.

– Пока что – да, – ответил ему король.

Людовику было достаточно посмотреть в глаза Лувуа. Военный министр понял, что переступил черту дозволенного. Взглянув на каждого из своих министров, король велел им удалиться. В комнате остался только Бонтан. Дождавшись, когда дверь закроется, первый камердинер сказал:

– Если господин Лувуа в ближайшее время не научится держать язык за зубами, я готов его этому научить.

Людовик невесело усмехнулся:

– Знаете, Бонтан, честный критик мне милее лицемерного друга.

– Ваше величество, это не критика. Лувуа стремится во всем противоречить вам. Что бы вы ни задумали, он непременно занимает противоположную позицию и рассказывает о ней всякому, кто готов его слушать.

– Ну и пусть. Пока мне это не мешает.

Бонтан смущенно потоптался на месте, затем подошел к королю. Лицо первого камердинера было непривычно бледным.

– Ваше величество, я… наверное, что-то недопонял.

Людовика вдруг захлестнула волна ярости. Королевский гнев был направлен не на Бонтана. Он имел другие причины – причины весьма мрачного свойства…

Людовик отвернулся к окну и усилием воли заставил себя сменить тему разговора:

– Как здоровье вашего сына?

Бонтан не ответил.

– Бонтан, я задал вам вопрос!

Первый камердинер вдруг закатил глаза и шумно рухнул на пол. Людовик опустился рядом с ним, взял за руку, снова и снова повторяя его имя. «Этого не должно случиться! – думал Людовик. – Я не могу тебя потерять! Особенно сейчас!»

Постепенно Бонтан пришел в себя. Его лоб был покрыт испариной, а сам он тихо стонал. Людовик помог ему подняться и усадил на стул. Вызванные горничные хлопотали вокруг Бонтана, вытирая кровь с разбитого лба.

– Врачи делали все возможное, чтобы помочь моему сыну, – хриплым голосом произнес Бонтан. Не в силах поднять глаза на короля, он смотрел на свои руки. – Но оспа победила докторов. Она забрала моего мальчика… Боже милостивый, мой сын оказался гораздо храбрее меня.

– Я вместе с вами скорблю об этой невосполнимой утрате. Поезжайте домой.

– Ваше величество, мой дом – это вы.

– Побудьте с теми, кого любите.

– Я уже с тем, кого люблю… ваше величество.

Король вздохнул и перевел глаза на потолок.

– Господь наказывает меня, навлекая беды на тех, кто ближе всех к моему сердцу.

– Ваше величество, Господь испытывает вас, предлагая дар. Возмездие и милосердие принадлежат Божьему выбору. И вашему тоже, раз вы – Его наместник на земле.

Людовик опустил глаза. Его лицо начинало мрачнеть.

– Я уверен, что Господь не просто так вручил вашим заботам это дитя, – продолжал Бонтан.

– Довольно об этом! – повысил голос Людовик.

– Девочка родилась здоровой и сильной. Сохраните ей жизнь.

Людовик наклонился к сидящему Бонтану.

– И что потом? – закричал король. – Ответьте мне!

– Ваше величество… не мне выносить суждения…

– Разумеется, не вам. И не кому-либо другому!

В комнате надолго воцарилась тишина. Король и его первый камердинер молча смотрели друг на друга. Близкие люди, друзья, разделенные, однако, неодолимой пропастью занимаемого положения. Людовик несколько успокоился, но его голос оставался по-королевски холодным.

– Тайна, подобная этой, имеет силу горной лавины. Достаточно маленькому камешку начать движение, и вскоре начнется камнепад, сметающий все на своем пути. И тогда привычный нам мир перестанет существовать.

– Ваше величество, – прошептал Бонтан, – я всего лишь имел в виду…

– Оплакивайте вашу потерю. Но знайте свое место.

Людовик направился к двери. Услышав его шаги, слуги тут же распахнули дверь. Коридор был полон придворных, желающих видеть короля. Куда бы он ни пошел, они всегда рядом, всегда чего-то ждут от него. Взглянув на эту толпу, Людовик велел закрыть дверь. Он остановился возле окна, оперся руками о подоконник и стал дышать на оконное стекло.

– Ваше величество, – начал Бонтан, – пожалуйста, простите меня.

За окном вспорхнули птицы. Свободные, легкокрылые, они сами выбирали, куда им лететь – в сады или дальше, к охотничьим угодьям. Людовик повернулся к Бонтану. По лицу короля тот сразу заметил произошедшую перемену.

– Делайте что надлежит, – сказал Людовик.

Бонтан почувствовал прилив сил. Жизнь снова обрела смысл. Исполненный решимости, он выбежал из комнаты, начисто позабыв про разбитую голову.