Она смерила Мадлен злым взглядом.

— Не вмешивайте сюда полицию! Это не выход. Я должна разобраться в себе ради Саши. Я не хочу, чтобы он закончил так, как его отец или как я. Я хочу, чтобы у моего сына была нормальная, счастливая жизнь. Это единственное, что имеет для меня значение. Остальное — ерунда. Вы можете это понять?

Мадлен внезапно испытала тягостное уныние и не сразу нашлась, что ответить. Слова Рэчел задели ее за живое. Если бы она действительно этого захотела, насколько могла бы измениться ее жизнь! Она ощутила приступ сострадания к этой женщине и восхищение ее стремлением. Психотерапия — роскошь для привилегированных, и Мадлен редко приходилось встречаться с людьми, подобными Рэчел. Может, только в тюрьме. Если бы время позволяло, она бы разобралась в ее мотивации, попыталась заставить признать, что ей необходимо уйти от Антона, что дело не только в сыне, а и в ней самой. Но пока Саша — главная причина. Если бы не. мальчик, Рэчел Локлир явно сюда бы не пришла.

Мадлен достала ежедневник, и они договорились о сеансе на будущей неделе. Рэчел довольно крепко пожала ее руку, как будто хватаясь за соломинку надежды, что эта женщина, этот терапевт, поможет уберечь ее маленького сына от жестокости жизни.

После непрекращающегося ливня и необычно холодных выходных сегодня впервые пахнуло весной.

Джон и Мадлен устроились в пабе «Лошадь и повозка», расположенном в стороне от дороги на берегу реки неподалеку от Солтфорда. Сад зарос, его не прореживали весной, и заходящее солнце окутывало все бледно-оранжевым теплом. Они решили пропустить первую кружку на открытом воздухе, хотя сосновые ветки были мокрыми, столики поросли мхом, а по краю лужайки валялись выцветшие пакетики от чипсов и собачьи фекалии.

— Держи, — сказала она Джону, когда он вернулся из бара с двумя кружками пива. — Возьми половину.

Она разорвала газету, и каждый присел на свою часть, пытаясь поудобнее устроиться на шаткой скамейке. К сожалению, семья из четырех человек тоже предпочла расположиться на воздухе. Резкие голоса и крикливые требования пронзали мягкую прохладу вечера. «Летающая тарелка» опустилась Мадлен прямо на плечо. Она обернулась и хмуро взглянула на нарушителя покоя — девочку лет семи. В ответ ее одарили насмешливым взглядом.

— На чем я остановилась? — спросила она, имея в виду свой рассказ о Рэчел, который начала в машине.

— Ты рассуждала о ее сексуальной одержимости, — напомнил Джон.

— Я не понимаю, как женщина может снова и снова возвращаться к мужчине, который бил ее и издевался над ней.

Джон хихикнул.

— С тобой, несмотря на веселую молодость, явно не случалось подобного.

— Чего не случалось — мужчины, который бы меня использовал и издевался надо мной? — нахмурилась Мадлен.

— Нет, дорогая, сексуальной одержимости.

— Вот и нет, — воскликнула она, — точно была!

— Когда-нибудь расскажешь мне об этом, — улыбнулся Джон.

Внезапно она поняла, как редко вспоминает Форреста. Она не могла винить Джона в том, что он временами забывает, что она раньше была замужем.

Характерным жестом он прикоснулся к дужке своих очков и прижал их к лицу. Он оброс жирком с тех пор как влюбился в Ангуса Роуландса — мужчину старше себя, с хронической болью в спине, чьей главной страстью, казалось, была еда и кулинария. На рубашке Джона в области брюшка даже пуговицы расходились.

— Похоже, дамочка искренне обеспокоена тем, что ее сына могут похитить, — размышлял он вслух, — и ищет способ разорвать эти опасные, ведущие в никуда отношения. Это, по-моему, достаточно уважительная причина, чтобы обратиться к психотерапевту.

— А по-моему, это дело полиции, — настаивала Мадлен. — Этот парень — ветеран афганской войны. Я где-то читала, что эти ребята совершенно озверели в Афганистане и вернулись оттуда уже готовыми бандитами, жаждущими крови и денег. Вполне понятно, что ей хотелось с кем-то поговорить…

— Ага, с тобой.

— Я имела в виду — с властями. Он нелегальный эмигрант. Она могла бы потребовать его депортации из страны.

Джон отхлебнул из своей кружки.

— Она боится.

— Есть в этом что-то противоестественное·, острая необходимость уберечь сына и полный отказ от защиты для себя самой, — не унималась Мадлен.

— Разумеется. Видимо, поэтому социальный работник и направил ее к специалисту.

— Я уверена, что не существует никакого социального работника. Если она всерьез обеспокоена угрозой похищения ребенка, почему бы ей не обратиться в полицию — по крайней мере, за советом? Разве не так поступила бы любая мать?

— Страх — сильное чувство, а люди, с которыми она имеет дело, очень опасны.

— Да, наверное, ты прав. — Мадлен подперла подбородок руками. — Но… в этом у меня тоже не хватает личного опыта: разве неправда, что материнский инстинкт, необходимость защитить своих отпрысков — самый мощный инстинкт почти у всех видов?

Сердце подпрыгнуло в груди, и она почувствовала знакомый холодок в животе, который напомнил о том, что ее последние слова — ложь. Она отхлебнула пива.

Джон что-то сказал.

— Извини?

— Ты витаешь в облаках, — засмеялся Джон. — Я сказал: после инстинкта размножения. Возможно, именно поэтому она, сама того не осознавая, хочет с ним переспать — с этим русским. Инстинкт гнездования.

— Что-что?

— Господи боже, соберись! — настойчиво попросил Джон. — Инстинкт размножения сильнее материнского инстинкта.

Глядя в доброе, мягкое лицо Джона, Мадлен удивлялась: почему она никогда не говорила ему всей правды? Когда она, убитая горем и растерянная, вернулась из Ки-Уэста и решила заняться психотерапией (ее отец сделал широкий жест и согласился финансировать обучение), знакомство с Джоном оказалось спасательным кругом. У него только что умер от СПИДа лучший друг, поэтому их как магнитом потянуло друг к другу. Много месяцев они просто-таки зависели друг от друга, пытаясь залечить душевный надлом. После семи лет крепкой дружбы и сотни часов взаимных сеансов, когда они раскрывали душу, выплескивая свое разочарование, печаль и тоску, она так и не рассказала ему самое главное о себе — о том, что случилось, когда она была еще подростком. Возможно, из-за того, что она сама отказывалась верить, что живет во лжи, что ее размеренная жизнь, самоуверенность, выдержанность — всего лишь маска. Ей было неимоверно стыдно.

— Ты меня совсем не слушаешь, — обиженно заметил Джон. — Может, поговорим о миссис Неттл?

— А что, если мы не будем затрагивать эту тему? — попросила Мадлен. — Ты знаешь, что я о ней думаю, или вернее, о твоем отношении к ней. Это нездоровая взаимозависимость пациента и врача. Более того, она просто сумасшедшая. Тебе не следует тратить ни свое время, ни ее…

— Вот как! — нахмурился Джон. — Хороший же ты советчик!