Вследствие полного обесточивании лайнера его противопожарная система в самый ответственный момент оказалась бесполезной. На фото, сделанных флотскими фотографами после того, как огонь удалось погасить: последствия пожара на ходовом мостике (верхний снимок); в Гранд-салоне и на парадной лестнице судна

К 14 часам три колонны были успешно срезаны и покоились на палубе. Пожарные покинули свой пост, и их место занял один из рабочих. Вооружившись асбестовым щитком, он стал прикрывать капковые нагрудники от искр, сыпавшихся от газорезки. Оставалось дорезать последние сантиметры стали в верхней части колонны и аккуратно уложить ее на палубу. Отбросив в сторону асбестовый щиток, рабочий поспешил на помощь своим товарищам. И в этот момент (часы показывали 14.35) искры от газорезки упали на штабеля нагрудников, которые мгновенно воспламенились. Рабочие, уже собиравшиеся покинуть салон, бросились к занявшимся огнем штабелям, пытаясь сбить пламя руками. Затем в ход пошла вода из ведер и переносные огнетушители, но время было упущено. Хорошо высушенный за годы лежания на складах капок горел, как порох. Попытались использовать пожарный шланг, но без давления в магистрали он оказался бесполезным.

Сообщение о пожаре передали на мостик с посыльным, т. к. внутрисудовая связь не действовала, а оказавшийся поблизости патруль Береговой охраны также не имел никаких переносных средств связи. Огонь тем временем уже начал пожирать свежую масляную краску на стенах и потолке. Вскоре пламенем был охвачен не только салон, но и все смежные с ним помещения.

Сразу же после возникновения пожара кто-то обесточил судно, разомкнув кабель, питавший электросистему судна с берега. Позже это объяснили заботой о том, чтобы обезопасить «Лафайетт» от коротких замыканий. Находившиеся на борту представители ВМС и Береговой охраны не хотели или были не в состоянии организовать борьбу с огнем. Командир соединения Береговой охраны контр-адмирал Адольфус Эндрюс ждал распоряжений от коменданта порта, в то время как комендант считал, что уж если на борту судна находится «целый контр-адмирал», то уж он-то сможет скоординировать действия своих людей.

Пожар за считанные минуты охватил три верхние палубы «Нормандии»

Людей, сумевших выбраться на полубак лайнера, с риском для жизни с судна сняли пожарные. Слева — раздвижная пожарная лестница

Первые пожарные машины появились на пирсе в 14.50. В это время машинная команда, которая пыталась запустить турбогенераторы судна, была вынуждена покинуть свои посты, поскольку тяжелый дым, беспрепятственно проникавший сквозь открытые двери и люки, заполнил все машинное отделение. Менее чем через полчаса после возникновения пожара огнем были охвачены три верхних палубы надстройки «Лафайетта». Руководимые развившим бурную деятельность Эндрюсом пожарные машины и катера начали поливать верхние помещения судна.

Только тремя катерами за время пожара в надстройку лайнера было закачано более 3,5 тыс. т воды. А с пирса работали еще 24 пожарных ствола! Эндрюс с высокомерием и откровенным хамством игнорировал замечания находившихся на пирсе В. Юркевича и бывшего капитана «Нормандии» Р. Пунье, которые предупреждали самоуверенного контр-адмирала об опасности скапливания больших масс воды в верхних помещениях судна, заявив им: «Это забота ВМС, а не ваша!». Заметив, что крен нарастает, Юркевич предложил открыть кингстоны «Нормандии» и притопить ее на ровном киле у пирса. Однако к его совету никто не прислушался. Между тем, дым пожара окутал Бруклин и Куинс. Неважная начальная остойчивость «Лафайетта» дала себя знать, и к 18.30 судно накренилось на левый борт уже на 10 градусов. Такой крен был близок к критическому, т. к. вскоре под водой могли оказаться грузовые лацпорты и нижний ряд иллюминаторов левого борта, многие из которых для проветривания свежеокрашенных помещений оставались открытыми. С оглушительными хлопками лопались швартовы, связывавшие лайнер с пирсом. Несколько десятков людей, заблудившихся в помещениях лайнера, в конце концов выбрались на полубак, с которого их с риском для жизни эвакуировали с помощью раздвижной пожарной лестницы.

В районе 19.00 пожар все же удалось взять под контроль. Эндрюс пустил на борт фотографов от ВМС, которые быстро пробежались по выгоревшим помещениям и сфотографировали их. Контр-адмирал сделал бодрое заявление о том, что «ущерб, нанесенный судну, минимален и затронул лишь три верхние палубы». Тем не менее Эндрюс предпринял некоторые меры по откачке воды из верхних помещений и спрямлению корабля: в частности, он приказал обеспечить слив воды с верхних трех палуб за борт с помощью маломощных переносных помп, а также сверлить стенки надстроек снаружи для обеспечения оттока воды. Аварийная партия с большим опозданием была отправлена в машинное отделение с приказом открыть кингстоны и затопить помещение. Но Юркевич предупредил адмирала, что кингстоны в машинном отделении не предусмотрены. Партия вернулась ни с чем, доложив, что во всех нижних помещениях очень сильное задымление.

До позднего вечера лайнер удерживался от опрокидывания, уперевшись скулой в дно реки

Сверление отверстий дало некоторый положительный результат, но ненадолго: вскоре выяснилось, что от полного опрокидывания лайнер удерживается, упершись левой скулой в грунт. Начавшийся прилив начал поднимать судно. В 21.30 крен составил уже 17 градусов. Судно стало заливать через лацпорты и иллюминаторы. В полночь «Лафайетт» накренился уже на 30 градусов, после чего была отдана команда оставить судно. Эндрюс удалил с места катастрофы всех фотографов, чтобы не увековечивать свой позор. В 2.45 лайнер лег на борт с креном в 80 градусов, перегородив подход к двум пирсам. Полностью затонуть судно не могло физически, т. к. глубина у пирса 88 составляла всего около 15 м. При катастрофе руль и баллер «Лафайетта» врезались в основание пирса, выломав пять свай. Носовая часть на протяжении 76 м упокоилась на скальных породах, корма глубоко ушла в ил.