В июне 1745 года Елизавета Петровна в сопровождении свиты выехала из Петербурга в Ревель, где наблюдала за маневрами флота, а затем прибыла в порт Рогервик — бухту в Финском заливе, где в 1723 году Петр I заложил крепость и порт. Отсюда она должна была следовать в Ригу, но внезапно изменила свое решение и срочно вернулась в Петербург. Вот что по этому поводу пишет Екатерина II в своих «Записках»: «Многие ломали себе голову, чтобы отгадать причину этой перемены; несколько лет спустя основание тому раскрылось. При проезде… через Ригу один лютеранский священник, сумасшедший или фанатик, передал… письмо или записку для императрицы, в которой он ее увещевал не предпринимать этого путешествия, говоря, что она подвергнется там величайшей опасности, что соседними врагами Империи расставлены люди, — подосланные ее убить… Это писание было передано Ее Императорскому Величеству и отбило у нее охоту ехать дальше; что касается священника, то он был признан сумасшедшим, но поездка не состоялась».

Рисковать своей священной жизнью Елизавета Петровна явно не хотела.

В журнале «Русская старина» за 1871 год приводится следующее свидетельство ее современника: «От излишнего страха императрица Елисавета переменяла опочивальни и приказывала в тех комнатах с нею ночевать людям, разумеется, из низкого звания, но облеченным ее доверенностью. Так, один из камердинеров ложился близ самой ее кровати, и, когда она ночью чувствовала потребность встать, переходя через него, пробуждала его, он, прикасаясь к ней рукою, называл ее „лебедь белая“, — в память чего и дано ему прозвание Лебедев. Чтобы наскоро нагреть комнату, которая казалась ей неимоверно холодною, она приказывала созывать гвардейских караульных офицеров и прочих дежурных придворных чиновников».

Гораздо серьезнее было дело арестованного в 1754 году поручика Бутырского пехотного полка Иосифа Батурина, планировавшего арест Елизаветы Петровны и убийство ее фаворита и тайного морганатического супруга генерал-фельдмаршала графа А. Г. Разумовского, командира «лейб-компании». Конечной целью заговора было возведение на престол великого князя Петра Федоровича. Батурин имел сообщников в гвардии и даже своих людей в «лейб-компании». Он пытался также привлечь к заговору солдат одного из батальонов Преображенского полка. В исторических бумагах, собранных К. И. Арсеньевым, по этому поводу говорится следующее: «Солдат он обнадеживал… что которые-де будут к тому склонны, то его высочество теми капитанскими рангами и будут на капитанском жалованье, как ныне есть лейб-компания».

Батурин, как до него и Турчанинов, играл здесь на слабой струнке солдат и их зависти к привилегиям лейб-компанцев. Авантюрист не побоялся даже подстеречь на охоте великого князя Петра Федоровича и попытаться привлечь его к заговору, но наследник престола, перепугавшись до смерти, тем не менее о встрече с ним императрице не сообщил. Заговор все-таки был раскрыт, и Батурин заключен сначала в Петропавловскую крепость, где он в 1767 году настолько расположил к себе охрану, что чуть было не совершил оттуда дерзкий побег[16], а потом был сослан на Камчатку.

Но и там он не угомонился и в 1771 году учинил новый бунт, в результате которого вместе с другими мятежниками захватил судно и попытался бежать на нем за границу. Наконец-то побег ему удался, но вмешалось Провидение, и после долгого плавания по трем океанам он умер на судне у берегов Мадагаскара, так и не обретя долгожданной свободы.

Журнал дежурных генерал-адъютантов за 1748 год сохранил нам следующее распоряжение Елизаветы Петровны: «Какой тот человек, который Ея и. в. в Петергофе поднес ружье, из коего стреляют ветром — допросить и на допросе взять, под лишением живота, обязательство, чтобы ему впредь таких запретительных ружей в России не делать». Мастера, немецкого оружейника Йоханна Гута, вскоре нашли. Е. В. Анисимов по этому поводу совершенно справедливо замечает: «Думаю, что этот запрет на пневматическое оружие в России был связан с боязнью государыни за свою жизнь».

М. И. Семевский в исследовании о графе Лестоке приводит любопытный эпизод из дел Тайной канцелярии за 1762 год, в котором речь идет о беглом солдате, показавшем на допросе, что какой-то польский ксендз «научил его учинить злое дело к повреждению высочайшего Ея и. в. здравия и дал ему для того порошки и говорил-де, чтобы оные, где государыня шествие иметь будет, высыпать на землю». Оказалось, что он не только испытал этот взрывной порошок на курах, которым оторвало ноги, но и «для учинения онаго злого намерения, наряжаясь в офицерское платье, ходил во дворец и ездил в Царское Село, токмо-де того злого своего намерения не учинил он от страху». Очевидно, что недостаточно строгий режим охраны царских резиденций при Петре I продолжился и во время правления «дщери Великого Петра»[17].

Как бы то ни было, но Елизавета Петровна, до конца своей жизни простодушно верившая в возможность проехать в Англию сухопутным путем, благополучно процарствовала 20 лет, заслужив в поэме А. К. Толстого титул «веселой царицы», и умерла естественной смертью от «грудной болезни». Как метко заметил историк В. О. Ключевский: «Елизавета была умная и добрая, но беспорядочная и своенравная русская барыня XVIII века, которую по русскому обычаю многие бранили при жизни и тоже по русскому обычаю все оплакали по смерти».

Императрица Елизавета Петровна, ставшая последней представительницей русской линии династии Романовых, умерла в 1761 году, официально не вступая в брак и не имея законнорожденных детей, поэтому трон по ее воле унаследовал племянник, внук Петра I — Петр III Федорович (сын старшей дочери Петра I и Екатерины I — Анны Петровны и герцога Шлезвиг-Голштейн-Готторпского Карла Фридриха'), с которого началась Голштейн-Готторпская линия династии Романовых.

Петру III, радевшему больше о судьбе своей Голштинии, довелось повелевать громадной Россией всего полгода. 28 июня 1762 года гвардия низложила его и посадила на трон его супругу Екатерину II Алексеевну, урожденную Софию Фредерику Августу принцессу Анхальт-Цербстскую. 6 июня 1762 года он был убит во дворце в Ропше охранявшими его гвардейцами во главе с одним из фаворитов царицы графом Алексеем Григорьевичем Орловым.

«Золотой век» правления Екатерины II продолжался 34 года. Унаследовавший вслед за ней трон ее сын Павел I, отцом которого предположительно принято считать фаворита его матери графа и камер-юнкера Сергея Васильевича Салтыкова, просидел на троне менее четырех с половиной лет и 11 марта 1801 года был убит заговорщиками-гвардейцами, которые возвели на престол его старшего сына Александра I Павловича. На этой трагической ноте прервалась зловещая цепь дворцовых заговоров и переворотов, ударной силой которых на протяжении 76 лет была российская императорская гвардия. Положительную роль в этом сыграла их последняя жертва — император Павел I, который в 1797 году издал новый закон о престолонаследии, так называемое «Учреждение об императорской фамилии», согласно которому российский престол впредь наследовался по праву первородства в мужском колене, от отца к сыну, и женщины могли «идти в бой» лишь в случае пресечения мужской линии. Этим законом был внесен относительный порядок в хаотический процесс престолонаследия, установившийся после Петра I, который наделил себя и своих преемников правом единоличного определения своих престолонаследников по монаршему волеизъявлению. И лишь однажды, когда после смерти Александра I этот порядок был нарушен и в стране на 17 дней сложилась обстановка междуцарствия, декабристы вновь «тряхнули стариной» и, пробудив от затяжного летаргического сна гвардию, 14 декабря 1825 года вывели на Сенатскую площадь Петербурга лейб-гвардии Московский и лейб-гвардии Гренадерский полки, а также Гвардейский морской экипаж.