Когда мы вошли в кабинет Хохманн и сели поболтать, она дала мне коробку из пенопласта, идентичную той, что принесла утром для Пола. Внутри лежали три флакона с капсулами, в каждой из которых виднелось небольшое количество субстанции коричневого цвета. Хохманн признала, что прозрачная оболочка не лучший вариант для таких капсул, поскольку пациентам виден кал. Однако непрозрачные капсулы значительно дороже, а бюджет исследования не позволял тратить дополнительные средства на это улучшение.

С использованием прозрачных капсул была связана и еще одна проблема: в исследовании требовался внешне похожий аналог человеческого стула. Как и в любом клиническом исследовании, одна группа пациентов должна получать неактивное плацебо, с которым сравнивается эффект экспериментальной терапии. После некоторых экспериментов с различными соусами и шоколадом Хохманн остановилась на смеси порошка какао и желатина. Однако, как она утверждала, капсулы, которые я держал в руках, были подлинным препаратом.

Поскольку это новый и экспериментальный метод, Хохманн могла получать образцы кала только от добровольцев. Потенциальных доноров тщательно проверяют на различные инфекции, включая большинство заболеваний, связанных с диареей и распространенных в Индии и других странах. По словам Хохманн, доноры должны быть «вопиюще здоровыми» и в течение года до исследования не должны посещать Индию и другие подобные страны. После моей поездки прошло два года, поэтому я спросил, могу ли стать донором, но, как оказалось, врачам и другим медицинским работникам это запрещено, поскольку они регулярно подвергаются заражению Clostridium difficile. Довольно мудро, на мой взгляд. Хохманн также предписывает донорам не есть арахис за несколько дней до сдачи образцов на случай, если у получателя трансплантата имеется аллергия.

Она привела несколько статистических данных из своего исследования: при рецидивирующих инфекциях, вызванных Clostridium difficile, обычные антибиотики эффективны менее чем у половины пациентов. При применении ТФМ показатели, полученные Хохманн, были гораздо выше: 87 % после первого двухдневного курса и 92 % – после второго. Однако, несмотря на успех, исследование Хохманн недостаточно активно преподносится общественности. Многие сотрудники администрации больницы, когда впервые узнали о предложенном ею исследовательском проекте, сочли его «слишком отвратительным, чтобы о нем рассказывать». Пациенты тоже не хотели в этом участвовать: некоторые даже говорили, что скорее умрут, чем согласятся на ТФМ. Вероятно, в некоторых случаях так и произошло.

Хохманн надеется расширить исследование и включить в него пациентов с впервые выявленной инфекцией Clostridium difficile, а не только с рецидивами, но ей с трудом удается убедить кого-либо принять в нем участие. Она обнаружила, что пациенты проникались идеей применения ТФМ вместо обычных антибиотиков только после того, как повторяющиеся приступы тяжелой диареи начинали разрушать их привычную жизнь. Помня о своем опыте в Индии, я не удивился, услышав, что тяжелая диарея может действительно заставить человека взглянуть по-новому на свое тело и его выделения.

«Какой бы метод вы выбрали, если бы у вас была инфекция Clostridium difficile?» – спросил я ее, как будто это была врачебная версия интеллектуальной викторины. «ТФМ», – ответила она не раздумывая. «Я тоже», – сказал я без колебаний. Возможно, медицинские работники, как Хохманн и я, подходят к этому вопросу иначе, чем люди, не связанные с медициной. Мы проходили обучение на смежные темы и хорошо знаем о рисках, связанных со стандартными методами лечения, такими как антибиотикотерапия. Кроме того, с освоением медицинской профессии обязательно приходит невозмутимое отношение к стулу других людей.

Лекарственные средства всегда получали из природных источников: животных, растений и грибов, а человеческое тело – это всего лишь еще одна ипостась природы, из которой можно их извлекать и обрабатывать. Человеческая кровь спасает жизнь при переливании, антитела в сыворотке крови донора могут помочь больным с такими инфекциями, как коронавирус, гепатит и бешенство, а человеческая плоть в виде донорских органов остается единственным методом лечения во многих случаях отказа органов в конечной стадии. Теперь, помимо плоти и крови, к списку спасительных веществ, полученных из нашего собственного тела, можно добавить человеческие фекалии.

На первый взгляд ТФМ звучит как худшая рекомендация врача. Кажется, что эта терапия идет вразрез со всеми гигиеническими нормами, которые блюдут практикующие врачи вроде меня. Несмотря на то что случайное проглатывание чужих фекалий ежегодно убивает сотни тысяч людей во всем мире, теперь мы знаем, что это же отвратительное действие может спасти жизнь. После первых успешных результатов лечения инфекций Clostridium difficile с помощью ТФМ этот метод теперь исследуют в качестве терапии ряда других заболеваний, даже тех, которые не затрагивают желудочно-кишечный тракт. Но чтобы он сработал, людям нужно изменить свою точку зрения.

Фекалии – это, как и анус, неотъемлемая часть организма, физиологическая данность, которую мы не наблюдаем в обычных условиях. Однако наше восприятие собственного тела, даже самых социально табуированных его частей и процессов, может измениться, как это произошло со мной во время обучения в медицинском институте и в поездке по Индии. В будущем и врачам, и пациентам, наверное, потребуется еще более широкий взгляд на использование фекалий в качестве метода сохранения здоровья и лечения заболеваний. Возможно, собаки и другие животные, которые едят фекалии, не занимаются варварством, как полагает большинство из нас, а практикуют полезный для здоровья обмен микробиомом. Люди могли бы многое почерпнуть из этой тактики, если бы изменили отношение к тому, что общество приучило нас считать отвратительным.

Будучи ординатором в педиатрическом отделении, я провел много времени в родильных залах, смотря на влагалища незнакомых мне женщин. Пока женщины тужились изо всех сил, а головка ребенка нерешительно продвигалась к свету, пытаясь преодолеть несколько последних изнурительных сантиметров, я стоял в стороне и нервно ждал. Формально ребенок являлся пациентом акушера до момента рождения, но после этого ответственность за уход за новорожденным переходила ко мне. Я не сводил глаз с половых губ, через которые должен был появиться мой пациент, и мысленно готовился к своему ребенку.

Рождение – это не только один из самых волнующих и нервных моментов в жизни человека, но и один из самых напряженных во всей медицинской практике. Обычно меня вызывали в родильный зал, когда акушера беспокоил какой-то признак, свидетельствующий о состоянии будущего ребенка. Иногда это был поток мутной жидкости во время отхождения околоплодных вод, что указывало на испражнение плода внутри утробы. В других случаях причиной был аномально медленный ритм сердцебиения плода на фетальном мониторе, датчики от которого закрепляли на животе роженицы. Когда я получал на пейджер сообщение с номером палаты и причиной вызова, я торопился, чтобы присутствовать в момент родов и быть готовым к появлению ребенка из утробы матери.

Новорожденные дети – фактически творение наших гениталий. Момент рождения – это кульминационная точка периода примерно из девяти месяцев, в течение которых плод рос и созревал в половых путях матери, подобно фрукту. Моей непосредственной задачей после родов – и главной причиной, по которой меня вызывал акушер, – было убедиться, что ребенок начал дышать.