“Подъем.

Грузовикам снизить скорость". Раздались стоны. ВпередиБаркович весело крикнул:

— Давай, ребята! Спорим, не обгоните!

— Заткнись, ублюдок! — тихо сказал кто-то.

— Ну, иди сюда! — взвизгнул Баркович. — Иди и заставь менязаткнуться!

— Он спятил, — сказал Бейкер.

— Нет, — ответил Макфрис. — Просто издевается. Такие, какон, очень любят издеваться.

Голос Олсона был леденяще спокойным:

— Я не поднимусь на этот холм. Не на такой скорости.

Холм возвышался перед ними. Его вершина пряталась в тумане.

Казалось, что они все не поднимутся на него.

Но когда подъем начался, Гэррети обнаружил, что идти не такуж трудно, если немного нагнуться вперед. Тогда кажется, что идешь по ровнойдороге.

Конечно, дыхание этим не обмануть.

Тут же поползли слухи — что этот холм длиной четверть мили,что он длиной две мили, что в прошлом году тут троим выписали пропуск.

— Не могу, — монотонно твердил Олсон. — Больше не могу.

Он дышал хрипло, как больная собака, но шел. Все они шли,тяжело дыша, сопя и шаркая ногами. Все молчали, слышалось только нытье Олсона ирокот вездехода сбоку.

Гэррети почувствовал, как страх вновь сдавливает егожелудок. Он и вправду мог умереть здесь. Ведь у него уже два предупреждения.Теперь стоит ему замедлить темп, и он получит третье. А потом…

— Предупреждение! Предупреждение 70-му!

— Это по твою душу, Олсон, — сказал Макфрис. — Давай, шевелиногами. Я хочу видеть, как ты станцуешь на этом холме чечетку.

— Тебе-то что? — злобно спросил Олсон. Макфрис промолчал.Олсон пошел быстрее, но было видно, что это его последние силы. Гэррети подумало Стеббинсе, который, как всегда, тащился сзади. Интересно, устал ли он.Впереди парень по фамилии Ларсон, номер 60, неожиданно сел на дорогу.

Тут же он получил предупреждение.

Другие поспешно отошли от него, как Красное море от сыновИзраиля.

— Я только отдохну немного! — крикнул Ларсон с идиотскойулыбкой. — Отдохну и пойду, ладно? — он продолжал улыбаться солдату, которыйспрыгнул с брони и подошел к нему с хронометром и карабином наизготовку.

— Второе предупреждение 60-му, — сказал солдат.

— Послушайте, — продолжал Ларсон. — Я не могу идти всевремя. Это же невозможно, правда, парень? — Олсон, проходящий мимо, застонал иувернулся, когда Ларсон попытался дернуть его за штаны.

У Гэррети застучало в висках. Ларсон получил третьепредупреждение… Вот сейчас он встанет и пойдет.

И Ларсон наконец понял.

— Эй! — встревоженно крикнул он. — Эй, подождите, не надо! Явстаю!

Не надо! Не… Выстрел.

— Девяносто три бутылки на полке, — тихо сказал Макфрис.

Гэррети промолчал. Он сосредоточился на том, чтобы добратьсядо вершины без третьего предупреждения. Он ведь не будет тянуться вечно, этотчертов холм.

Впереди кто-то хрипло закричал. Потом залпом выстрелили.

— Это Баркович, — сказал Бейкер. — Я уверен, что это былБаркович.

— Хрен тебе, краснокожий! — завопил из темноты Баркович. —Ошибся на все сто!

Они так и не узнали, кого застрелили после Ларсона. Он шел вавангарде, и его быстро оттащили. Гэррети посмотрел вперед и тут же пожалел.Теперь вершина холма была видна. Казалось, до нее еще сто миль.

Все молчали, замкнутые в своей боли и надежде.

У самой вершины от дороги отходил грязный проселок, накотором стоял фермер со своей семьей. Они смотрели на проходящих — старик снизким морщинистым лбом, женщина в сером мешковатом пальто и трое детейдебильного вида.

— Эй, папаша! — окрикнул кто-то.

Ни фермер, ни его домочадцы ничего не ответили. Они неулыбались, не делали никаких знаков. Просто смотрели. Гэррети это напомниловестерны, которые он смотрел в детстве каждую субботу, где герой умирает впустыне, а вокруг собираются грифы и ждут. Он представил, что этот фермер и егодети-дебилы приходят сюда каждый год. Сколько смертей они видели?

Десять?

Двадцать? Чтобы отвлечься от этих мыслей, Гэррети отхлебнулводы и прополоскал рот.

Холм все поднимался. Впереди Тоулэнд упал в обморок и былзастрелен после того, как солдат трижды предупредил его бесчувственное тело.

Гэррети казалось, что подъем длится чуть не месяц. Да,месяц, потому что всего они идут уже не меньше трех лет. Он усмехнулся этоймысли и отхлебнул еще воды.

Только никаких судорог. Судорога сейчас — это смерть. А онаможет случиться, потому что в туфли ему словно залили свинец.

Девяти уже нет, а из оставшихся треть погибнет прямо здесь,на этом холме. И среди них… Внезапно Гэррети показалось, что он вот-вот упадетв обморок.

Он поднял руку и ударил себя по лицу.

— Что с тобой? — спросил Макфрис.

— Теряю сознание.

— Полей, — прерывистое дыхание, — из фляжки на голову.

Гэррети так и сделал. «Крещу тебя, Рэймонд Дэвис Гэррети воимя Господа». Вода была очень холодной, часть ее ручейком затекла под рубашку.— Фляжку 47-му! — крикнул он, истощив этим криком все силы.

Солдат принес ему новую фляжку. Гэррети ощутил на себе взглядего мраморных, лишенных выражения глаз.

— Пошел вон, — сказал он грубо. — Тебе платят, чтобы тыстрелял в меня, а не пялился.

Солдат молча отошел. Гэррети заставил себя пойти чуточкубыстрее.

Наконец они добрались до вершины. Было девять часов, и онинаходились в дороге уже двенадцать часов, но это ничего не значило. Значиличто-то только холодный ветерок, дующий с вершины, пение птицы да мокраярубашка, липнущая к коже. И еще воспоминания, которые Гэррети так и не смоготогнать.

— Пит?

— Что?

— Хорошо, что мы живы.

Макфрис не отвечал. Они шли теперь вниз. Это было легче.

— Я постараюсь выжить, — добавил Гэррети почти извиняющимсятоном.

Дорога слегка извивалась. До Олдтауна, где начиналасьравнина, оставалось еще 115 миль.

Еще долго никто ничего не говорил. Бейкер шагал ровно,засунув руки в карманы, кивая головой в такт шагам. Он еще не получил ни одногопредупреждения. Олсон опять молился; его лицо выделялось в темноте белымпятном. Гаркнесс что-то ел.