— Три раунда!

У меня не было возражений.

Бейл проследовал к месту, указанному Халлендорфом, и повернулся спиной. Сейчас, когда рассвело, автомобили просматривались гораздо лучше. Большой напоминал "паккард" тридцатых годов. По знаку Беринга я занял свое место спиной к Бейлу.

— По сигналу, господа, — сказал Халлендорф, — делаете десять шагов. По команде оборачиваетесь и стреляете. Во имя чести и нашего императора, начинайте, господа!

Белый платок выпорхнул из его рук и опустился на землю. Я зашагал. Один, два, три…

Возле небольшого автомобиля кто-то стоял. Интересно, кто бы мог быть?.. Восемь, девять, десять. Я остановился. Голос Халлендорфа был невозмутим.

— Поворачивайтесь и стреляйте!

Я обернулся, держа пистолет сбоку. Бейл загнал патрон в патронник, расставил ноги, заложил левую руку за спину и поднял пистолет. Нас разделяло чуть больше двадцати метров мокрой от росы травы.

Я стал приближаться к нему. Это не было запрещено. Бейл слегка опустил пистолет, и я увидел его бледное лицо и пристальный взгляд. Пистолет снова поднялся и почти в тот же миг подпрыгнул с резким сухим треском. Стреляная гильза перелетела через голову Бейла и, сверкнув в лучах зари, упала на траву. Промах!

Я продолжал идти. У меня не было намерения стрелять наугад, в едва различимую в предрассветной мгле цель. Я вовсе не собирался убивать противника, чего, вероятно, нельзя было сказать о Бейле. Нет, в его игру я не желал играть!

Бейл держал пистолет в вытянутой руке, не сводя с меня глаз. Он с легкостью мог бы меня убить, но это было бы нарушением кодекса. Пистолет в его руке дрожал: он никак не мог решиться, куда целиться. Ему было явно не по себе.

Пистолет замер и вновь подскочил. Раздался негромкий выстрел. Я понял, что Бейл целится в ногу, потому что был достаточно близко, чтобы видеть наклоненное дуло.

Он отступил на шаг и поднял пистолет повыше. Значит, собирался нарушить правила. Неверный выстрел, промах — мало ли чем можно объяснить свою ошибку. При этой мысли я напрягся.

Следующего выстрела я не услышал. Ощущение было такое, будто меня ударили бейсбольной битой по боку. Я споткнулся, стал задыхаться, но устоял на ногах, ощущая жгучую боль повыше бедра.

Оставалось всего метров шесть… Я перевел дух.

Бейл плотно сжал губы, на лице было замешательство. Он прицелился мне в ноги и сделал два выстрела подряд. Одна пуля зацепила носок правого ботинка, другая попала в землю. Я подошел почти вплотную к противнику. Хотел что-то сказать, но не мог. Все, на что я был способен, так это сдерживать себя. Неожиданно Бейл отступил на шаг, поднял пистолет и прицелился мне в грудь, нажав на курок. Раздался слабый щелчок. Бейл удивленно посмотрел на свой пистолет.

Я швырнул пистолет ему под ноги, сжал кулак и со всего размаха ударил его в челюсть. Он покачнулся, а я зашагал навстречу Герману, Рихтгофену и спешащему ко мне врачу.

— Боже праведный, — Герман, задыхаясь, схватил мою руку и стал жать. — Трудно в это поверить.

— Больше унизить инспектора Бейла, чем это сделали вы, невозможно, — сказал Рихтгофен, сверкая глазами. — Полагаю, вы научили его вас уважать!

Ко мне протиснулся врач.

— Господа, позвольте осмотреть рану.

Мне подставили табурет, и я с благодарностью на него опустился.

По просьбе врача я вытянул ногу.

Надрезая одежду и кожу, врач вскрикивал и ворчал, видимо наслаждаясь своим искусством. Возможно, он был романтиком.

Я открыл глаза. Ко мне приближалась Барбро. Солнечные лучи играли в ее золотых волосах.

— Герман, — обратился я к Берингу, — мне надо немного поспать, но прежде всего я должен сказать, что согласен выполнить ваше поручение. В благодарность за то, что немного позабавился в вашем мире.

— Спокойно, Брайан, — сказал подошедший Рихтгофен, который улаживал какие-то дела с секундантами Бейла. — Сейчас нет нужды думать об этом.

— И все же я хочу, чтобы вы знали — я согласен! Барбро склонилась надо мной:

— Брайан, вы не очень тяжело ранены? Она была явно встревожена.

Я улыбнулся и взял ее руку.

— Наверняка вы уверены, что ранен я случайно. Бывают дни, когда я то и дело расшибаюсь. Видимо, они наступили…

Она сжала мою руку и опустилась на колени.

— Вам, должно быть, очень больно, раз вы шутите, — произнесла она с горечью. — Этот Бейл явно свихнулся. — Она обратилась к врачу: — Помогите ему, доктор Блюм.

— Вы счастливчик, полковник, — пробурчал врач, тыча мне пальцем в рану. — Ребро не повреждено. Через несколько дней останется небольшой шрам и синяк на память.

— Помогите мне, дорогая, — попросил я Барбро. Беринг подставил плечо, чтобы я смог опереться, и сказал:

— Вам сейчас нужно хорошенько выспаться.

Я попробовал расслабиться в своем кресле в тесной кабине шаттла. Оператор склонился перед узким освещенным пультом, внимательно всматриваясь в шкалы приборов и щелкая тумблерами на панели, напоминавшей миниатюрную счетную машину. Беззвучная вибрация наполняла воздух, проникая до мозга костей.

Я заерзал, пытаясь найти более удобное положение. Шея и бок снова заныли. Разрозненные фрагменты бесконечного инструктажа последних десяти дней пронеслись в моей памяти. Имперской разведке не удалось раздобыть материалы о маршале Байарде в нужном количестве. Однако их было больше, чем мог воспринять мой мозг. Я надеялся, что сеансы гипноза каждую ночь в течение недели во время сна введут в мой мозг необходимые знания и, когда потребуется, они сами выскочат.

Байард был тайной даже для своих приближенных. Его редко видели, в основном только на экранах, которые имперские разведчики считали чем-то вроде рисовальных аппаратов. Я пытался объяснить, что телевидение широко распространено в моем мире, но они так и не поняли этого.

Последние три ночи мне дали хорошо выспаться. Каждый день я по часу занимался тщательно отобранными для меня физическими упражнениями. Раны у меня почти зажили. Я был и физически, и морально готов к рискованному делу и хотел поскорее за него взяться. От разговоров я просто устал.

Я проверил свою экипировку. На мне был военный сюртук, точь-в-точь такой, как на парадном портрете Байарда. Портрет был поясной, и брюк мы не видели. Тогда я предложил сшить брюки такого же цвета, как и сюртук.

Ордена и ленты не нацепили, как показано на снимке. Не думаю, что он их носит в обычной домашней обстановке. По этой же причине воротник был расстегнут и галстук ослаблен.

Меня кормили одними тощими бифштексами, чтобы я немного похудел. Парикмахер каждое утро и вечер делал мне интенсивный массаж головы и не велел ее мыть, чтобы стимулировать рост волос и сделать прическу такую, как на снимке.