Беринг, утопая в парчовом кресле, восседал в роскошных покоях, отведенных мне Рихтгофеном на своей вилле.

— Вы просто созданы для военного мундира, — заметил он. — К вашему новому занятию у вас просто призвание.

— Вы ошибаетесь, Герман, — возразил я. Его замечание напомнило мне об обратной стороне медали. Ничего хорошего планы Империума мне не сулили. Что ж, может, все как-нибудь и уладится. Но в тот вечер мне хотелось наслаждаться жизнью.

Ужин был подан на террасе, залитой светом предзакатного солнца. По мере того как мы расправлялись с фазаном, Рихтгофен объяснил мне, что в шведском обществе просто невозможно жить без титула или звания. В основном потому, что надо же как-то обращаться друг к другу: герр доктор, герр профессор, герр инженер, герр редактор… Мой воинский статус облегчит мне вступление в мир Империума.

Вошел Винтер, неся в руках что-то напоминающее хрустальный шар.

— Ваш головной убор, сэр, — сказал он, сияя. То, что было у него в руках, оказалось стальным хромированным шлемом с гребнем вдоль верхушки и позолоченным плюмажем.

— Боже праведный, — изумился я, — не слишком ли это роскошно?

Я взял шлем; он был легкий как перышко. Подошел портной, водрузил шлем мне на голову и вручил кожаные перчатки.

— Это обязательно, старина, — сказал Винтер, заметив мое удивление. — Вы же драгун!

— Вот теперь вы само совершенство, — удовлетворенно сказал Беринг. На нем был темно-синий мундир с черной оторочкой и белыми знаками различия, на котором красовались ордена и медали.

Мы покинули мои апартаменты и спустились в рабочий кабинет на первом этаже. Винтер, я обратил внимание, сменил белую форму на бледно-желтый парадный мундир, изукрашенный серебряными позументами.

Через несколько минут к нам спустился и Рихтгофен, в костюме, похожем на фрак, с длинными фалдами, примерно конца девятнадцатого века. На голове красовался белый берет.

Я чувствовал себя превосходно и еще раз с удовольствием взглянул на свое отражение в зеркале.

Лакей в ливрее распахнул перед нами стеклянную дверь, и мы спустились по лестнице к поданному нам автомобилю. На сей раз это был просторный желтый фаэтон с опущенным верхом. На мягких кожаных сиденьях желтого цвета совсем не чувствовалось тряски.

Вечер был превосходный. В небе, словно бриллиант, светила луна, изредка заслоняемая высокими облаками. В отдалении мерцали городские огни. Автомобиль двигался мягко, бесшумно, так что отчетливо слышался шелест ветра в ветвях деревьев по обеим сторонам дороги.

Беринг догадался взять с собой небольшую флягу, и, прежде чем подкатить к массивным стальным воротам летнего дворца, мы несколько раз приложились к ней. Цветные прожектора омывали сад и толпы людей, заполнивших террасы в южном и западном крыльях здания. Мы вышли из автомобиля и через огромный вестибюль прошли в зал для приемов.

Свет массивных хрустальных бра падал на вечерние платья, парадные мундиры, до блеска начищенные ботинки, шелка, парчу, бархат. Осанистый мужчина в малиновом костюме склонился перед прелестной блондинкой в белом. Стройный, затянутый в черное, юноша с бело-золотым поясом сопровождал леди в зеленом с золотым отливом платье в танцевальный зал: Смех и голоса тонули в звуках вальса, доносившихся неизвестно откуда.

— Все отлично, — рассмеялся я, — но где чаша с пуншем?

Я нечасто позволяю себе надраться, но уж если решусь, так на полную катушку. Я чувствовал себя великим и хотел, чтобы это чувство как можно дольше не покидало меня. Я забыл и про то, что меня так бесцеремонно схватили. Завтрашний день меня нисколько не волновал. Чего мне не хотелось, так это увидеть кислую физиономию Бейла.

Ко мне без конца обращались с вопросами, знакомились. Я обнаружил среди гостей Дугласа Фербенкса-старшего, плотного пожилого мужчину в морском мундире, графов, герцогов, военных высокого ранга, о которых прежде не слышал, нескольких принцев и, наконец, невысокого широкоплечего мужчину с сильно загорелым лицом и усталой улыбкой. Я долго приглядывался и в конце концов узнал в нем сына императора.

Я важно прошел мимо него несколько раз с видом миллионера, выпитое вино придало мне смелости, и я наконец решился заговорить с ним.

— Принц Вильям, — начал я, — мне сказали, что в этом мире правит династия Ганновер-Виндзор. В тех местах, откуда я родом, все мужчины, как Ганноверского дома, так и Виндзорского, — высокие, худые и хмурые.

Принц улыбнулся.

— А здесь, полковник, все по-другому. Согласно Конституции, наследник должен жениться на простолюдинке. Это делает жизнь наследника не только приятной — среди простолюдинок есть просто красавицы, — но и поддерживает жизнеспособность династии. Но время от времени при этом случайно появляются счастливые коротышки, как я.

Толпа все дальше увлекала меня за собой, я говорил, ел бутерброды, пил все подряд, начиная от водки и кончая пивом. И конечно же танцевал со всеми обворожительными девушками. Впервые в жизни десять лет посольской суетной жизни дали положительный результат. Печальный опыт, приобретенный во время ночных бдений, когда я стоял с рюмкой в руке от захода солнца до полуночи, накачивая представителей других дипломатических миссий, которые в свою очередь старались накачать меня, позволил мне пить, не пьянея.

И все же я решил выйти на свежий воздух, на темную галерею, глядящую в сад. Я облокотился на массивный каменный парапет, взглянул на звезды и стал ждать, пока не утихнет звон У меня в голове.

Я снял белые перчатки, которые по совету Рихтгофена должен был иметь всегда при себе, и, отдавая швейцару шлем, расстегнул верхнюю пуговицу своего тугого мундира.

Ночной бриз легким потоком струился над темными газонами, принося аромат цветов. Оркестр играл что-то очень напоминавшее вальсы Штрауса.

"Старею, — подумал я, — а возможно, просто устал."

— Неужели у вас есть причины для усталости, полковник? — раздался за спиной у меня спокойный женский голос. Кто-то угадал мои мысли.

Я обернулся.

— А, это вы, — сказал я. — Очень рад. Уж лучше думать вслух, чем слышать воображаемые голоса.

У нее были рыжие волосы и бледно-розовое платье.

— Да, да, я очень рад, — добавил я. — Мне нравятся золотоволосые красавицы, вдруг появляющиеся ниоткуда.

— Почему "ниоткуда", полковник? — засмеялась девушка. — Я пришла оттуда, где жарко и людно.

Она говорила по-английски, негромко, и ярко выраженный шведский акцент превращал банальные фразы в очаровательную болтовню.

— Что верно, то верно, — согласился я. — Меня заставили выпить лишнего, и я вышел сюда освежиться.

Мне нравилось, что я так легко и свободно беседую с прелестной молодой дамой.

— Отец сказал мне, что вы родились не в Империуме, полковник, — сказала она, — и что вы из мира, который является точным подобием нашего и в то же время совсем другой. Было бы интересно побольше узнать об этом вашем мире.