Лишь в 1932 году Аденауэр стал более серьезно оценивать угрозу прихода к власти нацистов. На митинге молодежи в Дортмунде, на публичных мероприятиях в Кёльне и других рейнских городах он тревожно, предостерегающе говорил о национал-социализме. Но ни Аденауэр, ни его партия не предприняли решительных шагов. 7 февраля 1933 года на одном из собраний партии Центра Аденауэр рассуждал о необходимости укреплять этические устои государства, свободы и законопослушания. Звучало это идиллически, ибо Гитлер уже овладел властью.

Национал-социалисты взяли государственную власть не революционным, а парламентским путем. Они устраивали дебоши и уличные драки, терроризировали избирателей, но все же свершилось это бескровно и законно. Народ быстро привык к новой власти, ибо увидел возможность покончить с политическим разбродом и нестабильностью. В нацистском порядке немцы, уставшие от веймарской чехарды, почувствовали нечто привычное и необходимое. Гитлер поспешил придать правительственной власти великолепие и блеск, которыми она обладала при кайзере в годы процветания и победоносного шествия Германии. Немцы охотно восприняли знамена и униформу, военные оркестры и факельные марши. Они легко приняли шовинистические лозунги и призывы, ибо нацисты, умело используя несправедливость Версальского договора, возродили германское имперское мышление. Импонировало и четкое определение врагов: евреи, марксисты, декадентские западные демократии, большевистский Советский Союз.

Первое крупное столкновение с национал-социалистами у обер-бургомистра Кёльна произошло в первые же дни канцлерства Гитлера. Предстояли новые выборы. Гитлер на самолете облетал крупные города и выступал перед избирателями. 17 февраля он прибыл в Кёльн. Аденауэр уклонился от встречи его на аэродроме, ссылаясь на то, что Гитлер прибыл не в качестве канцлера, а как партийный лидер. Фюрер удивился отсутствию обер-бургомистра и запомнил сей случай.

СА и СС устроили марши по кёльнским улицам. На домах вывесили множество знамен со свастикой. Аденауэр распорядился, чтобы на официальных городских учреждениях знамен не было. Гитлер должен был выступать в ярмарочном павильоне на правом берегу Рейна. Национал-социалисты ночью разукрасили мост через реку своими знаменами. Узнав об этом, Аденауэр дал команду полиции знамена с моста как городского объекта убрать и разместить их в крайнем случае на флагштоках павильона, который на время выступления Гитлера можно рассматривать как партийное помещение.

Нацисты не простили это Аденауэру. Бурно шла кампания по выборам в рейхстаг, намеченным на 5 марта 1933 года. В печати, на уличных сборищах сторонники Гитлера вели планомерную и ожесточенную травлю обер-бургомистра. Молодчики из СА собирали на улицах пожертвования в пользу своей партии под лозунгом «Каждый грош — выстрел в Аденауэра!». По городу распространялись листовки со стишками, в которых обер-бургомистр назывался сепаратистом и свиньей, предателем, которого немецкий народ повесит на уличном фонаре. Аденауэр получал множество анонимных писем с угрозами расправы. Люди, совсем недавно певшие обер-бургомистру дифирамбы, считавшие за честь быть его соратниками, отворачивались от Аденауэра. Вокруг него возник вакуум.

На выборах в рейхстаг и на последовавших за ними коммунальных выборах в Кёльне национал-социалисты получили заметный прирост голосов. Положение Аденауэра осложнилось до предела. Когда в день коммунальных выборов он пришел на традиционное мероприятие, посвященное памяти жертв войны, с ним никто не хотел разговаривать. Незнакомый человек отвел обер-бургомистра в сторону и сказал, что молодчики из СА готовят на него покушение. По приходе его в ратушу они ворвутся в кабинет и выбросят его из окна.

Вернувшись домой, Аденауэр позвонил начальнику полиции. Еще сутки назад тот обещал защищать его при всех обстоятельствах. Теперь на просьбу о помощи он ответил, что ничего не может сделать без указаний из Берлина. Нацисты выставили у дома обер-бургомистра пост охраны, чтобы предотвратить какие-либо действия с его стороны.

В этот же день фракция партии Центра в рейхстаге вместе с другими депутатами проголосовала за предоставление Гитлеру чрезвычайных полномочий. Диктатура национал-социалистов обрела легитимную основу. Аденауэр не одобрил действия руководства партии, однако воздержался от каких-либо выступлений.

Созрело решение покинуть Кёльн. Ранним утром следующего дня банкир Пфердменгес прислал за ним машину. Он вышел на улицу мимо спящих нацистских охранников, сел в автомобиль и поехал в Дортмунд. Там он пересел на поезд и вскоре был в Берлине. Жена, как и договорились, сообщила в ратушу о его отъезде, а сама отправилась к знакомому их семьи в сельскую местность, где уже несколько дней находились дети.

13 марта перед зданием ратуши выстроились отряды штурмовиков. Их предводитель с балкона объявил о низвержении обер-бургомистра Аденауэра. Газеты на следующий день оповестили о его бегстве из города. Они всячески измывались над смещенным, обливали его грязью, уверяли, что все население города пребывает в радости по поводу избавления от своего хозяина. Кёльнские обыватели не проявляли восторга в связи со смещением обер-бургомистра — давнишнего, привычного и уважаемого. Но и защищать его не были готовы — нацистская пропаганда делала свое дело: она последовательно развенчивала Аденауэра и внушала страх перед торжествующим национал-социализмом.

В Берлине Аденауэр попросил аудиенции у Геринга, занимавшего кроме прочих еще и пост министра внутренних дел Пруссии. Ждать пришлось три дня. На встрече Геринг вел себя надменно. Беседу, едва поздоровавшись, начал агрессивно:

— У меня есть сведения о серьезных финансовых злоупотреблениях в кёльнском магистрате, и вы ответственны за них.

Аденауэр не ожидал подобного.

— Вам предоставили неверную информацию, — спокойно сказал он. — Финансовая деятельность магистрата систематически проверяется. Никаких нарушений обнаружено не было.

Геринг резко изменил тему:

— Почему вы убрали знамена национал-социалистов с моста через Рейн, когда по нему проезжал Гитлер?

Аденауэр дал объяснение и попытался перехватить инициативу:

— Я пришел к вам как к министру внутренних дел, чтобы уведомить: меня сняли с поста обер-бургомистра вопреки действующему законодательству. Надеюсь, что законы и порядок существуют в стране. Прошу вашего вмешательства.

Подумав немного, Геринг ответил:

— Мы дадим распоряжение провести расследование. О результатах вам сообщат.

Кивком головы нацист дал понять, что беседа окончена. Никаких сообщений от Геринга Аденауэр не получил.

В Кёльне между тем начались гонения на служащих муниципалитета — членов партии Центра. Их стали увольнять под надуманными предлогами. Аденауэр из Берлина обратился за помощью к Ризену — нацисту, поставленному на его место. Тот грубо ответил, что считает бывшего обер-бургомистра предателем, погрязшим в коррупции и принесшим несчастье жителям города и служащим муниципалитета.

В берлинской служебной квартире, еще не отобранной у него, Аденауэр жил тихо, на публике не появлялся. Помещение охранялось полицией, что давало надежду не подвергнуться спонтанному налету нацистских молодчиков. Банк Кёльна по указанию новых властей арестовал счет Аденауэра. Кончались наличные деньги, взятые при спешном отъезде.