Неприязнь к ней с ее стороны началась после той прессы, на которой нас поместили с Миланой. С той минуты столько успело измениться, что… нужно набраться смелости и как можно скорее сказать Белле о своих намерениях и порвать с ней то, что даже не было начато или было, но только в ее фантазиях.

Брендон мгновенно осекает меня:

— Я поддерживаю контакт с Фьючерс!

Я молча поднимаю ладони вверх.

Сижу точно на раскаленных углях. Как укротить исполнителя никчемной пьесы?

Милана добавляет вслед к моим словам:

— Б-благотворительном. На вечере благотворительном. — Волнуется и повторяет слова. Как бы ее подрагивающий голос не был двояко воспринят Брендоном.

— А глаголов подбросить Вы не желаете? Вас в мОдельном не учат грамматике?

— Брендон! — срывается угрожающий тон с моих уст. — Вы…

— Мы знакомимся друг с другом. И я просил не перебивать нас. Так-так-так, вы встретились с мистером Джексоном на благотворительном вечере…

— В защиту тигров, — добавляет кусочек в паузу.

Гонсалес допивает первую чашечку кофе и, ставя ее на стол, планирует задать еще вопрос, возведя странный жест рукой, но примыкает Питер и с актерскими ухищрениями сообщает очень-очень быстро:

— Сестренка забыла упомянуть, что мы там все были. Я их, собственно, и познакомил. За вечер общения мы так сплотились всеми и уже несколько недель проводим время всеми вместе.

У меня чуть ли не выскакивает наружу печенка. Я смотрю на него расширенными зрачками и до него не сразу доходит, что он навесил еще одну беду на нас.

Брендон делает изогнутые брови:

— Сестрёнка?

Подключается еще один герой — Ритчелл, которая с наигранным смешком нейтрализует это выброшенное на воздух слово новой ложью:

— Он так называет и меня. А я ему еще говорю, какая я тебе сестренка — без часа как жена.

«Вот это нас всех занесло».

Белла, закрыв глаза, засыпает у меня на плече. Прикрыв ладонью ее ухо, как бы поглаживая ее, она слава Богу не углубляется в наш разговор.

«Она знает, что Питер — мой брат и брат Миланы, я ей говорил об этом».

— А-а, а то я уже начал приходить к странным мыслям, — двусмысленно произносит он.

Пора вводить кульминацию, иначе мы все потонем:

— Брендон, Белла устала, поезжайте домой. А завтра мы с вами…

— Никаких «завтра». Непременно! — Он стоически тверд. Его тон не предполагает дальнейших дискуссий. — И ты прав, разговорился я что-то. Приехал не за этим.

Частенько этот человек вызывает к себе презрение и отвращение. Он же ненавидит законы государства, но сам преклоняется перед каждым государственным служащим, если на то требуют дела в бизнесе.

— Я думаю, нам пора уже, — влезает растерянно Питер, почесывая затылок. — Перенесем наши посиделки.

Белла открывает глаза и что-то бурчит про себя.

— Да, Джексон, встретимся в другой раз, — покладисто поддакивает уже безрадостная Ритчелл, выпрямляя спину, — и успеем отметить повод…

Я снова все испортил. Обозрев коротким взглядом Милану, я замечаю, что она ждёт моих возражений, но… мне действительно нужно все обходительно прояснить Брендону, что я изменил мнение о том, чтобы стать главой его корпорации.

— Вот и здорово. Сразу видно, что умные головы у ребятишек — быстро схватывают, — с язвительным смешком вставляет Брендон, относясь к Питеру и Ритчелл, как к дошколятам. Сонная Белла, положив ногу на ногу, приняв позу отца, обнажает свои белые зубы, словно в злорадной улыбке. Она сияет, что ее отец вмиг подорвал общение с Миланой? Впервые вижу довольно-таки странное ее поведение. Что за хитрый взгляд? Само ее поведение с самого прихода сюда весьма непонятное мне.

Питер, Ритчелл и Милана торопливо поднимаются и выходят.

— Минутку подождите, я провожу их и вернусь, — слегка брюзгливо выражаюсь я, следуя к своим родным на улицу.

— Ждём, — слышится от Брендона.

Размашистыми шагами я приближаюсь к выходу, чувствуя себя паршиво. Испортил важный вечер. Подорвал поездку.

— Стойте, подождите, — кричу я и бегу к ним. — Виноват. Не ожидал, что так выйдет. Я не знал, что они нагрянут к нам. Простите, — тараторю я срывающимся голосом. — Питер, Ритчелл, спасибо… что… подыграли..

Питер разворачивается вполоборота. Он настолько потрясен, что утратил свое врожденное чувство юмора.

— Брат, сейчас самое время покончить со всем дерьмом, в которое ты влип, — гудит он. — Мне этот тип не понравился с первого слова, которое он вякнул. А насчет лжи… Видимо, она заразна, что мы с моей дорогой повисли у нее на крючке.

— Джексон, кроме как пожелать удачи, ничего не могу сказать, — с грустинкой добавляет Ритчелл, от ночной прохлады прижимаясь к Питеру.

— Да, — вздыхаю я, осознавая всю правду в их словах. — И…

— Не волнуйся по поводу нас, еще посидим у тебя, — уверяет подруга, улыбаясь.

— Оставите меня с Миланой наедине? — Смотрю на нее, стоящую с угрюмым видом и взирающую на озеро.

Согласившись, они идут к машине, и я выкрикиваю Питеру:

— Брат, ты же знаешь, о чем я тебя попрошу?!

Он твердо без настроения отвечает:

— Я не оставлю их обоих. — И чуть громче поднимает голос, отдаляясь шаг за шагом: — Милана, мы тебя ждем в машине.

Лунный луч касается ее опечаленного лица.

— Любимая, я знаю, я всё знаю, что ты чувствуешь сейчас… — с глубиной отчаяния бормочу я, глядя в ее погрустневшие глаза. Я кладу ее прохладные ручки в свои. — Я разберусь во всём.

— Джексон, — от ее взгляда я точно расплачусь, — я переживаю за тебя. Так голова разламывается от боли… от страха… Скверное предчувствие овладевает мной. Я…

— Малышка, — останавливаю печальные думы большим пальцем, коснувшись губами её губ, — я всё улажу. Я поговорю с ними и всё, всё скажу о нас с тобой… — И ко всему к этому добавлю мягкий отказ о принадлежности к его компании. — Совсем скоро мы будем вместе и объявим об этом официально, но, а пока, нужно набраться терпения и подождать… И я непременно вышлю сообщением рекомендации своего доктора от головной боли! Не пей пока никаких лекарств. Опиши, где болит и есть ли тошнота? — обеспокоенно допрашиваю я, указывая на части ее лица, спрашивая, где болит.

— Джексон! Я немаленькая. Разволновалась, и она заболела. Все пройдет.

— Нет. Я вышлю, и ты им последуешь! Я попрошу Ритчелл, чтобы она сделала тебе массаж шеи и…

Она глубоко вздыхает, прерывая меня насыщенной грустью во вздохе, и с ноткой негодования произносит:

— Ты слышал его тон? Слышал, как он указывает тебе? А как указывал нам?! А как мне сказал?!

— Когда я рядом с тобой, мне ничего не страшно.

— Я переживаю, я так переживаю… — Щенячья нежность сильно трогает меня.