Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот Артур Кларк много что предсказывал, а потом извинялся, что «погорячился» в том, что человек высадится на Марс в 1994 году. Нет, теперь говорил он, высадится в 2010-м. При этом Кларк ещё в 1945 написал статью «Extraterrestrial Relays»[29] о ретрансляционных спутниках и вполне точно вычислил их орбиту. Но в ту пору вполне профессионально занимался радиолокацией и передачей информации, как и Ефремов — геологией.
Многие социальные катаклизмы предсказывались и предсказываются профессионалами от социальных наук и политики, в какой-то момент взявшими в руки перо и проповедующими в формате романов — в таком виде политическая или социальная идея становится куда более доходчивой.
Страницы политологических журналов пестрят будущими опасностями — через тридцать лет войны будут вестись не из-за нефти, а из-за пресной воды, миграции людей приведут к распространению невиданных доселе болезней, до неузнаваемости изменится такой социальный институт как семья.
И уже есть такие романы, что описывают этот мир не в рамках авантюрно-любовного сюжета, а дотошно, и с некоторой тревогой.
Но предсказания (слово «прогнозы» просто придаёт речи необоснованную научность, да и слово «предсказания» не совсем точно — вот если бы пророки честно лили кофейную гущу, разбрасывали зёрна и тупо глядели в неаппетитные внутренности животных — тогда это бы создавало правильное ощущение необязательности), бывают двух типов: о техническом прогрессе и о социальном состоянии общества.
И вот тут срабатывает главная функция фантастики — не прогностическая, а эмоциональная. Что будет с человеком в новом мире. Как он поведёт себя при новых опасностях, что случится с людьми, если их решить чего-то привычного?
Такое фантастике удаётся вполне — и реальность заимствует у литературы даже названия: исследователи в Чернобыльской зоне тут же получили прозвище «сталкеры», позаимствованное у братьев Стругацких. А вот в рассказе Ильи Варшавского «Любовь и время», написанном в 1969 году, есть такой пассаж: «Понимаете ли, я живу в такое время, когда библиотек уже нет, одна машинная память. Это, конечно, гораздо удобнее, но если нужно откопать что-нибудь древнее, начинаются всякие казусы. Я запрашиваю о Пастернаке, а мне выдают какую-то чушь про укроп, сельдерей, словом, полный набор для супа, С Блоком ещё хуже. Миллионы всяких схем электронных блоков»[30] — это давно рабочий момент любой поисковой машины в Сети.
Комичны фантастические книги столетней давности (причём многие из них имеют иллюстрации, на которых франты в цилиндрах и барышни в кринолинах садятся в разного типа дирижабли). Мода, кстати, не угадывается никогда — ни писателями, ни кинематографистами. Но и в шестидесятые годы прошлого века по страницам романов в отдалённые уголки нашей Галактики летели стремительные звездолёты, чтобы доставить на исследовательские станции свежие газеты и письма родных.
В одном романе робот приехал в сад звать героя к телефону, зазвонившему в доме — понятно, что никто не мог помыслить о мобильной связи — таков результат обыденного мышления.
Большая часть совпадений описанного в фантастических романах, и произошедшего потом случайна. Примерно так же, как и удивление читателя, который держал в руках книгу всё тех же братьев Стругацких, изданную в 1961 году, с упоминанием «кодирования мозга по методу Каспаро-Карпова», спустя много лет, в тот момент, когда разворачивалась битва двух шахматных титанов.
Но очень часто фантаст, почуяв общественный спрос на будущее, начинает пророчествовать. Тогда он ничем не отличается от шоумена.
Правила этой стратегии просты. Они описываются двумя историями: одна рассказывает про отшельника, к которому ходили, чтобы узнать, кто родится в семье. У одних предсказание сбывалось, другие внезапно обнаруживали дефект слуха. Всё дело было в том, что отшельник показывал недовольным книгу записей, где те находили запись, прямо противоположную случившемуся.
Понятно, что хитрец и писал всё наоборот — понимая, если всё сбудется, никто не прибежит ругаться, а остальных убедит запись.
Вторая история более поэтическая, и она взята из книги Соловьёва о Ходже Насреддине: «Будущее, всегда одетое для нас в покровы непроницаемой тайны, — здесь, на мосту, представало взгляду совсем обнажённым; не было такого уголка в его самых сокровенных глубинах, куда бы не проникали пытливые взоры отважных гадальщиков. Судьба, которую мы называем могучей, неотвратимой, непреодолимой, — здесь, на мосту, имела самый жалкий вид и ежедневно подвергалась неслыханным истязаниям; справедливо будет сказать, что здесь она была не полновластной царицей, а несчастной жертвой в руках жестоких допрашивателей, во главе с костлявым стариком-обладателем черепа.
— Буду ли я счастлива в своём новом браке? — трепетно спрашивала какая-нибудь почтенных лет вдова и замирала в ожидании ответа.
— Да, будешь счастлива, если на рассвете не влетит в твоё окно чёрный орёл, — гласил ответ гадальщика. — Остерегайся также посуды, осквернённой мышами, никогда не пей и не ешь из неё.
И вдова удалялась, полная смутного страха перед чёрным орлом, тягостно поразившим её воображение, и вовсе не думая о каких-то презренных мышах; между тем в них-то именно и крылась угроза её семейному благополучию, что с готовностью растолковал бы ей гадальщик, если бы она пришла к нему с жалобами на неправильность его предсказаний.
— Один самаркандец предлагает мне восемнадцать кип шерсти. Будет ли выгодной для меня эта сделка? — спрашивал купец.
Гадальщик по торговым делам начинал считать крысиные кости, раскидывать бобы — затем с видом сурового глубокомыслия отвечал:
— Покупай, но следи, чтобы во время уплаты около тебя на сто локтей вокруг не было ни одного плешивца.
Купец отходил, ломая голову, как избежать ему зловредного влияния плешивцев, распознать которых под чалмами и тюбетейками было не так-то легко на базаре»[31].
Есть масса «удачных» беллетристических предсказаний, — «удачных» потому, что они сделаны методом «коврового бомбометания» — и вот их-то безумно много. Предсказания эти радостно общи, безответственны и сдерживаются только высотой полёта поэтической фантазии. Я сам знаю несколько писателей, что на манер лягушки-путешественницы, кричат при каждом новостном выпуске «Это я придумала!»
08.02.2016
Дуэль (о литературных дуэлях и естественном желании всё переиграть в русской истории)
…поэт
Роняет молча пистолет.
Александр Пушкин
История русской литературы знает много дуэлей.
Но одна — главная.
Понятно, что кроме Лермонтова и Грибоедова, которому попали в мизинец, дуэлировали десятки литераторов.
Да что там! Мандельштам в 1913 году вызвал на дуэль Хлебникова! Мандельштам!
Шкловский в 1981 году вспоминал это так: «Это печальная
