Вскоре Лехе исполнилось двадцать два года. Январским вечером дома на дружеской вечеринке его поздравляли с днем рождения Яша и Евгений Степанович Пажикин, начальник финансовой службы батальона.

Евгений Степанович пришел служить в армию, имея высшее экономическое образование, проработав до этого десять лет ревизором в народном хозяйстве, а поэтому в свои тридцать пять был лишь в звании старшего лейтенанта. Немного сутулый и сухопарый, постоянно носящий очки, он напоминал школьного учителя, выделяясь из всех офицеров своими интеллигентными манерами и мягкостью в обращении со всеми окружающими, невзирая на их должности, звания и объем дурости в мозгах. Он всегда ходил с небольшим портфелем из коричневой кожи и был как будто из другой, не военной жизни. В армию его призвали в добровольном порядке, как специалиста по финансам. С ним в городке проживали его жена и сын-первоклассник. Окружающие, включая батальонное начальство, именовали его исключительно по имени-отчеству, делая это из уважения и нежелания сопоставлять его личность с невысоким по армейским меркам воинским званием.

Евгений Степанович и Яша подарили Лехе шикарный по тем временам и дефицитный подарок — многоволновый радиоприемник ВЭФ прибалтийского производства. Его поставили на праздничный стол среди бутылок, включили и настроили на радиостанцию «Маяк». Выпивая за Лехин праздник, они слушали весь вечер песни и свежие новогодние новости. Год был знаменательным. Страна активно готовилась к летним Олимпийским играм и заодно семимильными шагами, по заверению ЦК партии, твердой поступью шла к коммунизму.

Засыпая в тот вечер, Леха думал: «Мне уже двадцать два. Двадцать два, как две пули из автомата…»

На следующее утро Яша стал жаловаться на сильные боли в правом боку.

— Может, что-то в желудке не сварилось? — сочувственно предполагал Леха. — Да ведь мы все свежее с тобой покупали.

— К обеду пройдет, — сквозь боль усмехался Яша. — Позавчера уже были такие колики, потом прошло.

Но Леха, наблюдая потную испарину на раскрасневшемся Яшином лице, все же сбегал за батальонным врачом. Тот, со знанием дела осмотрев Яшу и ощупав его живот, без колебаний констатировал:

— Похоже на аппендикс, нужна срочная операция.

Яшу увезли в госпиталь. Как сказал потом врач, аппендикс был сильно воспален, грозил скорым разрывом и перитонитом, а потому пришлось его быстренько отстричь.

Леха продолжал ходить на службу, но сосредоточенно, как прежде, работать уже не мог. Он теперь без интереса смотрел на все происходящее в батальоне и ждал, когда же наконец придет директива по набору добровольцев. Он был уверен, что она неизменно придет. Утром, как обычно, он ставил задачу своим бойцам, но теперь сам не переодевался в спецовку и не крутил с азартом гайки, а попросту, почти безучастно наблюдал за их работой.

Видимо, все же правда, если упорно о чем-то думать, то мысли материализуются и желание в конце концов сбывается. Сбылось и Лехино.

Спустя несколько дней в мастерскую прибежал посыльный:

— Прапорщик Шашкин, срочно в штаб к комбату!

В кабинете командира батальона находились еще начальник штаба и замполит. При появлении Лехи офицеры встали со стульев, обменялись с ним рукопожатиями. Комбат предложил присесть.

Затем подполковник Славкин поднял лежавшую перед ним на столе бумагу:

— Приказ, — сказал он, глядя на Леху. — Догадываешься какой?

— Так точно, товарищ подполковник, догадываюсь!

— Ситуация такая, — продолжил мрачно комбат. — От нас требуется направить трех водителей и одного офицера — командира взвода связи в распоряжение командующего Туркестанским военным округом. Не буду тебе объяснять, что с недавнего времени границы этого самого округа значительно расширились, а направление туда пока еще зовется командировкой. Ты, Шашкин, к этой командировке никаким боком не лепишься. Но ввиду того, что командир взвода связи лейтенант Синицкий сейчас после операции находится на излечении в госпитале, то я, конечно, с согласия вышестоящего командования, не дожидаясь его выздоровления, могу произвести замену, если ты напишешь рапорт о направлении тебя для прохождения службы в Республику Афганистан. Будешь писать, не передумал? — Комбат отложил приказ в сторону и серьезно посмотрел на Леху.

— Никак нет, товарищ подполковник, не передумал! Хоть щас напишу! — Леха вскочил со стула, готовый расцеловать командиров.

— Завтра напишешь, — сказал комбат и обратился к начальнику штаба: — Созвонитесь насчет замены, а вы, — он посмотрел на замполита, — готовьте характеристики.

На следующее утро троих солдат водителей в сопровождении офицера на санитарном «уазике» увезли из части куда-то на сборный пункт.

Добро на замену для Лехи было получено через пару дней. Утром он написал корявым почерком добровольческий рапорт, а к концу дня уже имел на руках все необходимые для убытия документы и честно заслуженные им отличные служебную и комсомольскую характеристики. Они, аккуратно сложенные, лежали у его сердца в нагрудном кармане. В кармане же его брюк лежало нераспечатанное письмо Татьяны. Леха получил его накануне, но прочитать так и не решался.

— И че она вдруг? — думал Леха. — Заскучала, что ли? Рановато, только четыре месяца-то и прошло. — Он периодически засовывал руку в карман и нащупывал письмо, хрустевшее бумагой при ходьбе. Оно словно жгло ногу. — Читать или не читать? Жалко, Яши рядом нету, посоветоваться не с кем. Хотя чего советоваться? Не буду читать! — окончательно решил Леха и, будучи отпущенным со службы для сборов, занес письмо на почту. Там он передал его почтальонше:

— Отправьте, пожалуйста, назад. Укажите, что адресат выбыл.

Почтальонша вопросительно посмотрела на него. Она жила в этом же селе и, естественно, знала о прошлых ухаживаниях Лехи за молодой учительницей, но ничего не сказала, лишь приняла письмо и молча кивнула головой.

Быстро шагая от почты по скрипящему под сапогами рассыпчатому снегу, Леха улыбался и мысленно рассуждал:

— Ех, прощайте, Танечка, навеки! Кончился для вас Леха, подающий теперь надежды исключительно смуглому женскому полу сказочной горной страны! У них, угнетенных женщин Востока, наверняка советские образцовые прапорщики по высшему разряду числятся! — Он прыснул смехом и вслух негромко нараспев добавил: — До свидания, Таня дорогая, не печалься больше обо мне!

Убыть из части ему надлежало послезавтра. На следующий день Леха выпросил у комбата санитарный «уазик» и съездил за сорок километров в госпиталь, чтобы повидаться с Яшей. Леха заранее решил не говорить другу, что едет в Афганистан вместо него.

Яша лежал на койке. Он сильно, как-то по-детски расстроился, узнав, что Леха все-таки отбывает туда, а не куда-нибудь в соседнюю часть, которых на Украине было навалом. Леха обнял на прощание слегка привставшего на койке Яшу и успокоительным тоном сказал:

— Как определюсь, сразу письмецо накатаю! Выздоравливай поскорее, а то армия без связи, как свинья без грязи!