Ник побледнел.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

– Давай тогда быстро возвращайся снова на ту дорогу и постарайся опять догнать ту машину!

Ник не мог понять, что происходит. Он полагал, что репортеры гнались за ним в надежде заполучить какой-нибудь материал для сплетен, а Джинкс была тут ни при чем. Неужели он ошибся?

Теперь он припомнил, что девушка-репортер встретилась с ними сегодня в отеле, она сидела за соседним столиком и делала вид, что читает газету.

Потом она проследовала за ними в фойе, где заказала чашку кофе.

А что, если, следуя за Ником, они выйдут на загадочного автора Дж. А. Уотсона? А ведь так и получается!

Джинкс с облегчением вздохнула, когда такси притормозило у края тротуара возле ее дома. Она настолько устала, что даже не хотела думать о всех событиях уходящего дня. И вдруг...

– Живо вылезай и беги в дом, Джинкс! Быстро! – услышала она знакомый голос.

Ник Принс распахнул дверцу такси, и девушка изумленно уставилась на него. Да откуда он взялся? Что за напасть! Куда бы она ни направилась, он всюду оказывается рядом! Неужели опять следил за ней? Нет, это просто невозможно больше терпеть!

– У меня нет времени все объяснить тебе, Джинкс, – пробормотал он нетерпеливо. – Просто беги домой и запри дверь!

Она подчеркнуто медленно вылезла.

– А теперь послушай меня, Ник...

– Скорей, Джинкс! – сквозь зубы проговорил он, после чего жестко взял ее за плечи и развернул по направлению к дому.

– Да в чем дело... – начало было возмущаться она, но тут боковым зрением увидела какое-то движение справа от себя и повернула голову.

Достаточно было одного взгляда на уже знакомую девушку-репортера и фотографа с камерой, практически бежавших к ней по тротуару, чтобы Джинкс сорвалась с места и бросилась в дом.

Она чуть не уронила ключ, пытаясь отрыть входную дверь, так дрожали ее руки, потом в последний раз мельком глянула на Ника, который о чем-то спорил с репортером и фотографом, преграждая им путь, и скрылась в доме, захлопнув за собой дверь. Привалившись к ней и тяжело дыша, она облегченно вздохнула и попыталась успокоить бешено колотившееся сердце.

А она-то надеялась, что гнуснее, чем этим утром, уже никогда не будет! Оказалось, это были только цветочки! И совершенно непонятно, что ждет ее впереди.

Им с отцом опять придется переезжать, поняла она, а лучше всего вообще уехать из этого города. Другого пути не было...

Тишину, нарушаемую только биением ее сердца, внезапно разорвал громкий стук в дверь.

– Открой эту чертову дверь, Джинкс! Скорей же! – приказал Ник.

Как будто у него было право приказывать ей! Как будто...

– Ради бога, Джинкс! – он опять громко застучал в дверь.

Она не хотела, чтобы Ник входил в ее дом. Видит бог, не хотела...

– Я знаю, ты здесь, Джинкс... Стоишь за дверью, – в его голосе появилась тихая угроза. – Просто позволь мне войти, и мы сможем обо всем поговорить. Не делай глупостей!

Поговорить? О чем им говорить? А с другой стороны, что она теряет?

Она нехотя открыла дверь и впустила Ника.

– Но только на минутку, не больше.

И надо же было случиться, чтобы именно в это время в комнату зашел отец.

Он нахмурился, пытливо вглядываясь в Ника, стоящего перед закрытой дверью.

– Здравствуйте, молодой человек, – он подошел поближе и протянул Нику руку. – Меня зовут Джек Никсон.

Джинкс встревожилась. Ник был умным и сообразительным человеком и легко мог понять, какие конкретно проблемы со здоровьем у ее отца...

– Ник Принс, сэр. – Ник с почтением пожал руку человеку, который был на добрых тридцать лет старше его. – Я надеюсь, мы не побеспокоили вас?

– Совсем нет, – уверил его пожилой человек. – У нас теперь так редко бывают гости, – добавил он с сожалением. – Надеюсь, вы отобедаете с нами? Кажется, миссис Холт что-то говорила про салат с курицей. Я его люблю. А вы?

Сердце Джинкс сжалось при виде той детской радости, которую вызвала у ее отца такая мелочь, как салат из курицы на обед, в то время как глаза Ника хмуро следили за ней.

– Пап, мистер Принс не останется на обед, – ответила она быстро. – По правде говоря, он уже собирался уходить. – Она выразительно посмотрела на их непрошеного гостя.

В ответ Ник кротко посмотрел на нее.

– Вообще-то я никуда не спешу, – медленно проговорил он.

– Вот и хорошо! Замечательно, – засиял отец Джинкс. У него были бесцветные водянистые глаза, утратившие когда-то присущее им выражение острого ума. – Пойду сообщу миссис Холт, что у нас гость. – И шаркающей походкой в слегка великоватых ему домашних тапочках он направился на кухню.

После его ухода в комнате воцарилась тишина. Джинкс неохотно взглянула на Ника и увидела тот самый вопрошающий взгляд, которого и ожидала. А он спокойно молчал, когда Джинкс что-нибудь ему скажет.

Но что она могла сказать? Просить прощения за отца, за то, что он немного не в себе?

Да что там говорить, совсем не в себе! Ее отец около сорока лет преподавал историю, был когда-то одним из ведущих экспертов страны по якобитам. Но это было так давно... А сейчас казалось, что отцу иной раз сложно запомнить, какой сегодня день, не говоря уже о годе, и все его познания были похоронены где-то в глубине его мозга.

Но разве могла она сказать об этом Нику, разве он посочувствует ее отцу?

Кроме того, она вовсе не хотела его сочувствия. Не хотела, чтобы хоть кто-то сочувствовал ее отцу, некогда уважаемому в обществе человеку.

– Джинкс!

Она – гордо вздернула голову, наконец-то решившись посмотреть на Ника. Ее взгляд требовал не выражать жалости или, что еще хуже, снисхождения.

Ник понимал, что его следующая фраза должна быть предельно корректной, иначе Джинкс вычеркнет его из своей жизни и никогда не будет больше с ним встречаться. А он теперь предельно ясно понимал, что для него это станет катастрофой.

Потому что он хотел экранизировать «Удивительного мальчика»? Ерунда! Фильм здесь абсолютно ни при чем! В действительности, если он будет до конца честен сам с собой, борьба за авторские права осталась уже на заднем плане. Главной причиной того, что он находился в этом доме, была сама Джинкс.

– Расскажи, что с ним случилось? – мягко попросил он.

– С чего ты взял, что с ним что-то случилось? – Она вздернула подбородок еще выше.

Если только Ник не ошибался, ее глаза теперь блестели не от гнева, как несколько минут назад, а от непролитых слез.