— Вы сами-то верите в то, что спрашиваете? — Маслов даже головой покрутил от удивления. — Это же вам не полароид!

— Тогда откуда она там взялась?

— Вопрос, я понимаю, риторический?

— Ошибаетесь, милейший дон Теодор, это вопрос философский, — я загасил окурок в мраморной пепельнице-лодочке у него на столе, сунул загадочный снимок в нагрудный карман рубашки и поднялся. — Благодарю за содействие органам дознания, Федор Кузьмич. Если буду кому-нибудь нужен, пусть звонят на мобильный. Чао!

— Привет, — несколько растерянно кивнул сбитый с толку моим демаршем Маслов.

— Материал на корректуру я сдам по дороге, — я сгреб в охапку распечатки и отобранные снимки и вышел из кабинета.

Неотвязная мысль как голодная комариха зудела где-то внутри головы, не давая сосредоточиться: кто же эта незнакомка? На Нурию Саликбекову, «злого гения» всей моей жизни, она не похожа, хотя это и не факт, учитывая возможности перевоплощения черного мадхъя. Все же интуитивно я чувствовал, что это не она! Тогда кто? Та самая киллерша? Но ведь ее там никто не… Стоп! Сержант у двери на фотографии! Он явно смотрел на эту девушку, а не на мерзкие рожи Амиева и компании, что ему эти азеры — одним больше, одним меньше… А вот девушка да еще красивая, да еще в соответствующем прикиде, да еще стоять тут невесть сколько, да… м-да! Надо срочно разыскать этого парня, он — ключ ко всей ситуации. Хотя, постой: ведь он же должен был немедленно докладывать обо всех посторонних или вновь появившихся лицах в «супер-люксе», а не доложил! Почему?.. Да ничего он не должен, ёшкин кот! Он кто? Сержант при исполнении: поручено никого не допускать к месту преступления, он и не пущает! А то, что кто-то там по другим комнатам ходит, ему — по барабану. На то другие ответственные есть. Логично, хотя и форменное раздолбайство. Но повидаться с сержантом все-таки надо и именно мне, а не Ракитину или Велесову. Им он, скорее всего, ничего и не скажет — просто из боязни наказания за это самое раздолбайство, а вот журналисту, да еще ведущему независимое расследование… Ну, пусть и не совсем независимое, хотя сержанту об этом знать и не надо.

Пока я подбивал таким образом итог ко всему, что узнал на настоящий момент, я успел буквально на автомате обойти пол-редакции и переделать кучу мелких дел и делишек, без которых не обходится ни один журналист, работающий на «горячем» материале. Но благодаря недюжинному опыту и смекалке я сумел не только отчитаться о старом задании, но и не получить новое: надо было ехать через весь город на разборку какого-то ДТП со смертельным исходом. Эту повинность пришлось отрабатывать многострадальному и безропотному Жене Перестукину, бывшему выпускающему редактору, а ныне — «спецкору на выезде», как его окрестили острословы из отдела новостей.

До управления криминальной милиции я добрался без происшествий. «Хундайка», хоть и битая, но еще резвая, вполне сносно слушалась руля и педалей, да и с погодой как-то наладилось: солнечно, сухо, ветерок… Настроение у меня установилось тоже согласно погоде, но не надолго. Потому что в управлении начались сюрпризы.

Едва я показался пред бдительные очи дежурного — новоиспеченного лейтенанта Степана Бульбы, как он тут же озадачил меня:

— Лексеич, тебя тут одна баба по телефону домогается — уже раз десять звонила.

— А ты ничего не путаешь, Михалыч? — в тон ему уточнил я. — Я вообще-то в «Вестнике» работаю, а не в КМ.

— Вот и я ей то же самое сказал, — ухмыльнулся бывший сержант и правая рука бывшего капитана Ракитина во всяких рискованных рейдах и разборках в бытность последнего командиром опергруппы.

— А она?

— Говорит, мол, Котов занимается расследованием убийства в «Северной», значит должен быть на работе, — Бульба уже улыбался во весь рот. — А если, говорит, вы не знаете, где он, так и не морочьте мне голову!

— Тяжелый случай, — я достал сигареты, закурил и предложил Степану.

— А у тебя, Лексеич, все случаи тяжелые, — бывший сержант ехидно прищурился, беря сигарету и прикуривая от моей же зажигалки. — Да и бабы — не подарочек…

— Знаешь, Степа, есть такой анекдот, — проникновенно сказал я: — «Раздается звонок. — Алло, это пять-семнадцать-сто один? — Нет… — Так что ж вы снимаете трубку?»

И не дожидаясь реакции задумавшегося Бульбы, я рванул через ступеньку на второй этаж к Ракитину. Однако неизвестная и очень осведомленная и настойчивая дама не шла у меня из головы. Но решить новую шараду мне было не суждено, ибо на пол-пути к кабинету начальника оперотдела запел мой мобильник.

Звонил Вася Полосухин.

— Здорово, Димоген!

— Привет, Полосатый! Что у нас плохого?

— Да вот, не знаю: плохое или не очень, — вздохнул Васька, — похоже, крестник твой объявился.

— Какой еще крестник? Где? — Я и не скрывал удивления.

— Да тот самый, из-за которого ты свою «двадцатку» расколошматил, — уточнил Василий и хмыкнул: — А появился прямо у меня в кабинете.

— Как это?! — Я почувствовал знакомый сквознячок на затылке и инстинктивно встал спиной к стене, создавая себе иллюзию безопасности. — У тебя же там телеметрия с масс-датчиками и две «оглобли» в коридоре перед кабинетом?

— Вот именно, — Полосухин снова издал смешок, и я понял, что он не на шутку напуган, и вся его бравада — лишь защитная поза, не более. — Этот парень именно возник прямо посреди кабинета, но как — я не видел.

— Может, все-таки вошел?

— Нет! — почти выкрикнул Васька, но тут же взял себя в руки, кашлянул и продолжил нормальным тоном. — В общем, он интересовался не мной, а тобой.

— Как он выглядел? — Холод в затылке вдруг преобразовался в ощущение тяжелого, давящего взгляда, и я невольно передернул плечами и внутренне напрягся, стараясь избавиться от этого чувства.

— Почти как я, — нервно хохотнул Васька. — Что-то восточно-цыганистое, наглое и… очень опасное. Понимаешь, Димыч, — вдруг заторопился он, — я ведь никогда, никого и ничего не боялся, даже своего папаши в детстве, а тут страшно стало до икоты! И ведь он мне не угрожал, рожи не корчил, пистолетом не махал… Короче, извини, я проболтался насчет: где ты и что ты.

— Так он ничего про меня не знал?! — поразился я. — Какого же черта…

— Я и сам не понимаю, — подтвердил Васька. — Ерунда получается, но все равно страшно. Димыч, дерни-ка ты из города, мой тебе совет, и побыстрее.

— А ты? Ведь он же тогда к тебе придет — не дурак! — Я вдруг успокоился. У меня такое бывает: «запредельное торможение» называется, когда раздражитель оказывается выше порога адаптации и перестает восприниматься организмом. — И потом, я не привык бегать от опасности, Полосатый, ты же меня знаешь. Короче, спасибо за предупреждение и будь осторожен. Пока!

— Что ж, бывай, Димоген, — Василий в трубке вздохнул с явным облегчением от того, что груз ответственности теперь не давил на его тощие, но жилистые плечи. — Но будь уверен, я друзей в беде не бросаю. Звони, если понадоблюсь.