– И что, этот тако стоил такого долгого пути? – спросила я, а Родео утер подбородок и сказал с набитым ртом: – Вопрос не в том, стоил ли тако долгого пути, землеройка моя; вопрос в том, стоил ли путь этого тако? – Я ничегошеньки не поняла, но это как раз не удивительно: Родео – он такой.

И потому, когда я сказала ему на парковке во Флориде, что у меня Роковое Влечение к сэндвичу со свиной отбивной в Монтане, Родео так воодушевился, что не учуял мою бесстыдную ложь.

– Ты об этом правда просишь? – сказал он, вскакивая. – Не по приколу?

– Провалиться мне на этом месте! – сказала я, и он выставил ладонь – мол, «дай пять», и я изо всей силы шлепнула ладонью по его ладони, а он запрокинул голову, ликующие завопил, а потом сказал: – Ох, черт, ну тогда скорей на трассу, пышечка моя, – и, крутанувшись на пятках, влез в автобус.

Я немножко постояла на месте. Притворная улыбка, которую я наклеила на лицо, завяла и отвалилась.

Я направила нас на нужный курс. Если я завезу нас в Монтану, останется всего-ничего до места, куда мне надо попасть на самом деле. Пока Родео даже не догадывается, что у меня на самом деле за влечение, я могу довести нас чуть ли не до цели. Но если он все-таки догадается, сразу нажмет на тормоз, и это будет бесповоротно.

Я набрала в грудь воздуха. Выдохнула. Размяла пальцы.

– Койот, у тебя все схвачено, – прошептала я. – Плевое дело.

Но это был самообман. И я это прекрасно понимала, даже когда снова сложила губы в притворной улыбке и влезла в автобус, мотор которого уже рокотал.

Я должна была устроить так, чтобы меньше чем за четыре дня я, автобус и папа оказались на другом конце страны. И чтобы папа при этом ничего не заметил.

Следующий час я просидела на диване, уткнувшись в наш старый, мятый, растрепанный «Автомобильный атлас США». Водила пальцем по автострадам, уточняла расстояния, высчитывала мили, прикидывала, сколько до какой точки ехать. Айван сидел рядом, занимаясь попеременно двумя делами: то дремал, то бил лапой по карандашу, которым я все записывала.

Да. Можем успеть.

Я взяла зубную нить и, пользуясь ей вместо рулетки, подсчитала, сколько всего тут миль.

– Три тысячи шестьсот миль, приблизительно, – сказала я Айвану. В ответ он зевнул. Я с ним согласилась. Цель достижимая. – Шестьдесят миль в час – это будет, ну-у-у, миля в минуту. Три тысячи шестьсот минут. Получается, так-так-так… – я написала числа на бумажке и поделила в столбик: это Родео меня научил так делить, по старым учебникам. Я на домашнем обучении. – Шестьдесят часов. Четверо суток… это будет… девяносто шесть часов. Значит, у нас остается лишних тридцать шесть часов на сон, еду и все остальное. Успеть можно. Впритык.

Я пожевала огрызок засохшего ластика на карандаше. Зевнула: типичный зевок «ой, вчера почти всю ночь не спала». Покосилась на Родео: сидит, крутит руль.

Я просто должна подстроить, чтобы он ехал, не отвлекаясь. И, конечно, чтобы он даже не догадывался, куда мы едем.

Я захлопнула атлас. Засунула заметки в книгу, которую как раз читала.

– Эй! – крикнула я в сторону кабины. – Как дела? Тебе ничего не нужно?

– Все в ажуре, паутинка моя! Я уже чувствую запах этого сэндвича со свиной отбивной!

– Лады. Заскучаешь – зови меня!

Я откинулась на подушки нашего уютного дивана. Понимала, что надо бы встать, пойти к Родео, поболтать с ним, но в моей душе столько всего поднялось. О коробке памяти я не вспоминала уже… ой, господи, даже не знаю, уже несколько лет.

Айван залез мне на колени, немного поворочался, улегся. От него шло успокаивающее тепло.

Я закрыла глаза, печально вздохнула и выпустила воспоминания на экран опущенных век. Вообще-то это было не положено. «Койот, что толку оглядываться на прошлое», – постоянно твердил Родео. Он всегда догадывался, что я думаю о них – о маме и сестрах. Замечал, что я притихла и загрустила. Он качал головой, и глаза у него влажно блестели: «Нет, маленькая. Не надо туда возвращаться. Твое счастье – здесь и сейчас. А все это ты должна оставить в прошлом». Но я так и не сумела оставить все это в прошлом – он-то сумел, но не я. Я просто научилась таиться. Научилась перебирать запретные воспоминания украдкой.

И я была уверена, что вполне этим обойдусь. Была уверена, что могу носить их в сердце, держать в укромном местечке в голове, и мне этого будет достаточно. Но все изменилось, едва бабушка сказала мне про парк. Все переменилось, едва я припомнила тот день много лет назад, и коробку, и обещание. Просто я обнаружила, что тайных воспоминаний мне мало. Наверно, по большому счету, я никогда не могла ими обойтись. Но только теперь я это поняла.

Так я сидела, пока, сама того не заметив, задремала.

Мне снились теплые руки, такие мягкие, в моих руках, и плечи, плечом к плечу со мной, и обещания шепотом, и семья, которая ждет, пока я вернусь домой.

Проснулась я в испуге. Не в таком сильном, как испуг оттого, что «ой-ой-ой, мой контрабандный котик улизнул, а мой ненормальный папа сейчас его найдет», но близко к тому. Я не знала, долго ли проспала. Похоже, уже наступил вечер, и небо было какое-то серое, и слегка пахло дождем, но я разволновалась не из-за того, что на дороге плохая видимость, и не из-за того, что асфальт мокрый. Я разволновалась потому, что автобус, в котором я спала, стоял на месте.

Я вскочила.

Родео разлегся на своей кровати, высунув из-под одеял босые ноги. Подержанные часы над ветровым стеклом показывали семь. Всего-то четыре часа проехали, а потом этот лентяй вздумал передохнуть. Я пнула его грязную ступню. Без злобы, просто настойчиво.

Он даже не пошевелился, и тогда я пригнулась, схватила его ступню и тряхнула примерно таким же жестом, каким собака хватает и убивает змей.

Родео резко поднял голову, посмотрел… ну-у-у, скорее недобро.

– Койот, что ты делаешь? – голос у него был глухой со сна и от растерянности.

– Чего-чего? – переспросила я. – А ты-то, по-твоему, что делаешь?

Он заморгал, оглядел себя, закутанного в одеяла, снова перевел взгляд на меня:

– Сплю.

– Вот именно. А нам еще ехать и ехать, мистер старший медведь. Хватит дрыхнуть!

– Койот, – заговорил он. Обычно, когда он начинал разговор с моего имени, а потом делал паузу, это ничего хорошего не предвещало. – Прошлой ночью я гнал, типа, часов двенадцать подряд. Это, знаешь ли, немного утомляет. Крошка, мне иногда и поспать надо. Твое Роковое Влечение в один миг станет роковым, если я засну за рулем и мы врежемся в эстакаду. А пока у тебя нет водительских прав, мишка-малышка, этот автобус будет делать остановки, когда остановка понадобится мне. Все, хватит меня дергать. Твой сэндвич со свиной отбивной никуда не денется.

И он перевернулся на другой бок, оскорбленно натянув на голову одеяло.