в спину, после чего он лицом вниз упал на железнодорожное полотно. При этом М.Д. Бонч- Бруевич (свои мемуары он писал в СССР в 50-е годы) достаточно неуклюже попытался оправдать очевидных преступников, сославшись на некого матроса гвардейского экипажа, состоявшего комендантом штабного поезда Крыленко, что тот, «хорошо знавший матросов, якобы уверял М.Д. Бонч-Бруевича, что это сделала уголовная шпана, примазавшаяся к ним…» В любом случае генерал Духонин, по-видимому, был убит сразу. В поднявшейся суматохе с только что убитого генерала стащили сапоги. Пропали его часы и бумажник. Затем матросы бросились в город на поиски жены убитого генерала. Женщину спасло от расправы случайность – она оказалась в церкви у всенощной, и ее не нашли дома.

Впоследствии командир матросского отряда мичман С.Д. Павлов, не без гордости, напишет в своей автобиографии: «Ставку захватили, арестовали Духонина. Матросами моего отряда Духонин был убит».

Генерал А.А. Голембиевский впоследствии вспоминал: «Только через два дня удалось убрать труп генерала, причем на теле было обнаружено 16 штыковых ран, 3 шашечных в голову и 2 огнестрельных в спину. Генерал А.И. Деникин в «Очерках русской смуты» пишет по поводу убийства Духонина следующее: «…Толпа матросов – диких, озлобленных на глазах у «главковерха» Крыленко растерзала генерала Духонина и над трупом его жестоко надругалась».

Из воспоминаний матроса И. Григорьева: «Она (братва – В.Ш.) дальше разделалась уже с мертвым, нанеся ему бесконечное количество ран, кто во что попало, и поставила его на видном месте в телячьем вагоне, стоя приспособила, чтобы публика интересовалась царским генералом».

Тело Духонина на деревянных носилках отволокли на соседний железнодорожный путь и штыками швырнули в скотный вагон. Ночью труп ограбили: сняли сапоги, шинель и мундир с брюками, не пропадать же добру! Следующим утром о трупе Духонина вспомнили. Пьяные матросы таскали голый труп по вагону, ставили в угол, вставляли в рот дымящиеся папиросы. Отметим, что точно так же матросы издевались над трупом битого в марте 1917 года вице-адмирала А.И. Непенина. Невольно возникает вопрос, а ни одни и те же люди совершали убийства в Гельсингфорсе и Могилеве, или же просто фантазии революционных матросов в деле глумления над трупами была столь примитивна?

Андриан Иванович Непенин

* * *

Конечно, в Петрограде понимали, что зверское убийство матросами генерала Н.Н. Духонина – это фактическое начало гражданской войны. Оставался, правда, последний шанс удержать Россию от этого кошмара – наказать виновных. Но выступить с осуждением действий матросов, не говоря уже о том, чтобы хотя бы формально наказать убийц, в Совнаркоме побоялись. Ведь разгоняли российских депутатов и убивали Верховного Главнокомандующего не какие-нибудь анархиствующие матросские банды, а люди, непосредственные подчиненные наркому по морским делам Совнаркома П.Е. Дыбенко и лично преданные ему. Поэтому, если бы только В.И. Ленин и его сподвижники в те дни заикнулись об аресте «дыбенковских гвардейцев», завтра матросы разогнали бы их самих.

Новый главнокомандующий, бывший прапорщик Крыленко так объяснял происшедшее в Могилеве: «Народная ненависть слишком накипела. Несмотря на все попытки спасти его (Н.Н. Духонина – В.Ш.), он был вырван из вагона и убит. Бегство генерала Корнилова накануне падения Ставки было причиной эксцесса. Товарищи! Будьте достойны завоеванной свободы!» Из Могилева Н.В. Крыленко сообщил Л.Д. Троцкому: «В связи с убийством Духонина необходимо юридическое оформление дела, акт дознания по моему предложению совершен. Тело отправлено в Киев. Если передать дело судебному следователю, обязательно вскрытие в Киеве, даже вплоть до выкапывания. Предлагаю прекратить дело постановлением государственной власти… Акты дознания достаточно реабилитируют от всяческих кривотолков… но возбуждение дела с обязательными допросами матросов едва ли целесообразно».

На эту телеграмму Л.Д. Троцкий ответил: «Было бы бессмысленно и преступно передавать дело в руки судебных чиновников старого закала. Если необходимо, можете передать дело революционному суду, который должен быть создан демократическими солдатскими организациями при Ставке и руководствоваться не старой буквой, а руководствоваться революционным правосознанием народа».

Интересно, что уже через год в своих воспоминаниях «Смерть старой армии» Н.В. Крыленко, как мог, оправдывал жестокое убийство Духонина. Он сожалел лишь о том, что последнего командующего русской армией не расстреляли: «Объективно нельзя не сказать, что матросы были правы. Их отправляли в бой, и в тылу они оставляли живым виновника их возможной смерти, объявленного врагом народа». Зверская расправа над Верховным Главнокомандующем всей российской армии потрясла всю Россию.

Из воспоминаний военно-морского представителя в Ставке контр-адмирал А.Д. Бубнова: «По прибытии на Могилевскую станцию Крыленко вызвал к себе генерала Духонина, которого матросы зверски убили при входе в вагон, где находился Крыленко, и таким образом кончил свое существование последний законный Верховный Главнокомандующий вооруженных сил России, а с ним кончила свое существование и Ставка – последний оплот русской законной верховной власти…»

И советские, и белоэмигрантские историки, в объяснении предпосылок убийства Н.Н. Духонина, склонны подчеркивать изначальную непримиримость интересов большевиков и Н.Н. Духонина. Непримиримость эта объяснялась тем, что В.И. Ленин с Н.В. Крыленко и И.В. Сталиным, в разговоре со Ставкой по прямому проводу 9 ноября, дали от имени правительства команду Главковерху начать немедленно переговоры с немцами о перемирии, а тот отказался ее выполнить. Однако предопределенности трагедии не было. Обе стороны прекрасно понимали степень крайнего напряжения армии в ожидании мира. Еще в ночь с 24 на 25 октября, когда в Ставке стало ясно, что образуется Советское правительство, от нее на фронты поступило распоряжение о присылке в Смольный по офицеру Генштаба для участия в составлении квалифицированного проекта договора о перемирии. На переговорах 9 ноября Н.Н. Духонину вполне были понятны слова В.И. Ленина: «Если промедление приведет к голоду, развалу или поражению, или анархическим бунтам, то вся вина ляжет на вас, о чем будет сообщено солдатам». Н.Н. Духонин прямо не отказывался начать переговоры. Но он совершенно недооценивал авторитет новой власти, а новая власть недооценивала офицерскую психологию переосмысления привычных понятий о чести, верности союзническому долгу и пр., недооценивала технических трудностей немедленного начала переговоров с боеспособной немецкой армией. Была удачная кандидатура на должность нового Главкома, которая устраивала как большевиков, так и Н.Н. Духонина – генерал М.Д. Бонч-Бруевич. Но обе стороны не приложили достаточных усилий для этого назначения. Главковерх – прапорщик не только затруднил взаимопонимание с офицерами, но он не имел достаточного авторитета и у матросов. Н.Н. Духонин стал также жертвой противоречий собравшихся в первой половине ноября в Могилеве социалистов – сторонников «однородно-социалистической» власти во главе с В.М. Черновым и украинских националистов. В результате Рада сделала невозможным своевременную эвакуацию Ставки в Киев.

Военно-морской историк