Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сниматься ты не будешь! Не будешь!..
– За следующий год в театре я сыграла много интересных ролей. Но не в кино. Поэтому я не популярная. Но – наигралась! И сейчас играю. Знаю: в гробу лежать буду и – играть. (Смеется). Роль покойника играть буду. До такой степени актерство во мне сидит.
– По прошествии стольких лет все еще полагаете, что выходка Охлопкова стоила того?
– Да. Потому что игра в кино отнимала бы возможность становиться актрисой. Охлопков так считал и давал мне лучшие роли, центральные роли.
– Единолично решил, что этого Вам достаточно…
– Не только достаточно. Он был уверен, что должна полностью посвятить себя «творческому искусству». Все остальное, в том числе киноэкран – ерунда, мишура.
– А сам снимался.
– А сам снимался. Но вот, смотрите, что получилось со спектаклем «Молодая гвардия» по Фадееву в 1947 году. Роль Любки (Любови Шевцовой) репетировала Бабанова. Охлопков велел: «Будешь сидеть в зрительном зале и смотреть!» «Почему, – спрашиваю, – в зрительном зале?» – «Потому что у Бабановой, случается, перед премьерой пропадает голос». Я тогда еще подумала, что такого потрясающего голоса, который у Бабановой мог считаться «безголосьем», мне в жизни не обрести…
Короче, Охлопков усадил меня в зрительном зале и зорко следил, чтобы никуда не отлучалась. И пока шла репетиция, поймала себя на том, что смотрю на сцену и прикидываю: нет, это надо не так, я бы это не так сделала… Хотя, конечно же, Бабанова играла великолепно. Но меня уже понесло, у меня уже случилось свое видение рисунка роли и мне уже очень хотелось сыграть Любку Шевцову. Очень. Не выдерживала, выскальзывала в фойе порепетировать с самой собой. Охлопков выбегал и за шиворот втаскивал обратно…
На премьеру «Молодой гвардии» были приглашены все члены Политбюро. Утром в день спектакля труппа собралась на прогон. Мариванна позвонила Охлопкову: у нее пропал голос… Охлопков: «Все, кроме Карповой и актеров, занятых в сценах с Любкой, до вечера свободны!»
Я: «А-а-х-х!..»
Он репетировал со мной с полудня до шести вечера. И репетировал по системе Станиславского. Но, Ирочка, – не просто по «Системе», виртуозно сочетал ее с приемами Мейерхольда, смешивал уникальный коктейль и получал блистательный результат.
А еще деталь, я потом об этом вспомнила: накануне премьеры шла из театра домой, я жила на Якиманке, и почему-то вслух разучивала песенку, которую пела в спектакле героиня Бабановой.
Словом, роль Любки я сыграла. А меня взяли и… представили к награде – Сталинской премии первой степени. Такая медаль была, золотая. Оказалось, сверху в театр спустили распоряжение: «Там у вас э-э-э… молодая актриса, как ее? Карпова? Она, Карпова, и должна стать лауреатом…»
Наутро после спектакля позвонил завтруппой и заверещал:
– Таня, ты и завтра играешь Любку! Тебя будут «смотреть». И – тебе «светит» премия!..
Я пришла в ужас:
– Меня уже смотрели! А второй спектакль играет Бабанова…
Спектакль сыграть пришлось мне, и премию получила тоже я.
Думала, от горя умру! Ведь репетировала Мария Ивановна Бабанова, мой педагог, мое божество! И вдруг такую ей подлянку подкладываю! За что? За что? Это был кошмар…
– Вы не получили никакого удовлетворения от своей игры?
– Я не получила никакого удовлетворения! Я была очень-очень огорчена. А Вы представляете, каково было Мариванне: эта, извините за выражение, говнюха несчастная, ее ученица, получила премию… Репетировала она, а награду вручили мне!
– Она очень переживала?
– Конечно, переживала. Потом, где-то на десятом спектакле все-таки сыграла сама. Всего пару раз. И ушла. Совсем из этого спектакля ушла. Но в других играла еще долго.
– Она ушла из-за этой истории?
– Нет, хочу верить, что не из-за этого, да и попытка ухода из театра случилась где-то восемь лет спустя. Там просто много всего намешано. А меня в спектакле она посмотрела, и она поняла.
– Что поняла?
– Поняла: мне и играть-то не нужно. Я была такая…
– Какая такая?
– Я была Любка. Я дышала, как Любка. Я была – девчонка из Харькова!
– А Бабанова? Хотите сказать, что Мария Ивановна…
– Она… – Татьяна Михайловна мнется, смотрит на меня нерешительно и вдруг бросается в кощунство, как в омут, – Она… была в этой роли белой вороной. Если Вам понятно, что я сейчас пытаюсь объяснить, – роль была для нее «бытовая», что ли…
– Приземленная? Хотите сказать, Бабанова была над-мирная?
– Да, над-мирная. И Бабанова поняла… – (Смотрит мне в глаза и чеканит. – И.Т.) – ЧТО-ЕЙ-ЭТО-ВСЕ-НЕ-НА-ДО!
Нет, зла Мариванна не помнила, даже хвалила потом за какие-то спектакли, за какие-то роли.
– То, что ей пришлось принять решение уйти из театра, еще одна трагедия после истории с Театром Мейерхольда?
– Конечно. Если меня, бывало, звали на работу в какой-то другой театр, я сразу отрезала: «Здесь родилась, здесь и умру». У Мариванны остаться в Театре Маяковского не получалось совсем по иной причине нежели та, что была в Театре Мейерхольда.
– У Мейерхольда причина ее ухода звалась Зинаидой Райх. А в письме к Борису Львову-Анохину Бабанова написала: «Жизнь моя загублена наполовину Мейерхольдом, наполовину Охлопковым – и она прошла».
– Знаете, в чем здесь дело? Решение расстаться с Театром Маяковского Бабанова принимала сама. А Мейерхольд и его театр были «чересчур ее жизнь, из которой безжалостно выкинули». Ушла она не по собственной воле… Вы правы, по воле Райх.
Представьте: Мария Бабанова и Зинаида Райх выходят на сцену, они – рядом: ведущая актриса и любимая актриса режиссера. Мейерхольд жену любил. Безумно любил. А Бабанова, видимо, раздражала… Потому что в профессии превосходила любимую женщину многократно. Все остальное – за занавесом. И Мейерхольд предложил Бабановой уйти… Говорят, по требованию Райх.
– Да… человеческое не чуждо было даже Мейерхольду…
– Почему «даже»? Райх он обожествлял, готов был все для нее сделать. А Бабанова… Великий режиссер был умнейшим человеком, он понял: с Бабановой не справиться, никто ее не затмит, никто не закроет. Как только выпускает на сцену, там – только она, Бабанова, ни декорации, ни мизансцены уже не имеют значения. А ему нужно было, чтобы значение имела Райх.
Скажу откровенно: моя тоска по Бабановой сидит во мне глубоко-глубоко. Я как та собака на цепи лаю, не дай бог, кто-то скажет не то, не так о Мариванне.
– Как-то сурово Вы обошлись с классиком. Тоже ведь по первости чуть было не попали в его театр.
– Я тогда только приехала из Харькова в Москву, вернее, мы с подругой Зинкой (актриса Зинаида Либерчук. – И.Т.) практически сбежали оттуда. Поначалу, действительно, оказались на прослушивании в Театре Мейерхольда. Меня взяли. Спрашиваю:
