Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не хочу, чтобы надо мной кто-нибудь издевался. Считал меня ничтожеством…
– Никто не посмеет. – В этом Лорелея не сомневалась. С такой силой и ростом, такой мускулатурой, Эш меньше всего годился в мишени для насмешек дерзких выскочек. – Кроме того, это на самом деле не так уж плохо.
В ответ на его взгляд она поспешила объяснить:
– Дело в том, что насмешки или смешки… через некоторое время уже не трогают. Воспринимаются просто как шум.
– Вы имеете в виду Мортимера? – Его имя он произнес так, будто оно отдавало дегтем.
– Да, Мортимера. И почти всех остальных.
– Из-за… вашей лодыжки?
Лорелея робко кивнула.
Его ладонь нежно опустилась на ее колено, собирая юбку, пока небесно-голубой подол не обнажил ноги в белых чулках.
Лорелея не могла долго носить туфли и дома их почти никогда не надевала.
Они оба посмотрели на ее стройную лодыжку, навечно гротескно повернутую внутрь.
– Это у вас с рождения?
– Это случилось, когда мне было шесть.
Деликатная заинтересованность в его голосе заставила ее ответить на вопрос, которого она всегда избегала.
– Что случилось?
– Как и вы, я сломала лодыжку.
– Как я? – озадаченно спросил он. – Но… доктор Холкомб сказал, что к концу года лодыжка у меня снова будет в полном порядке. Я уже почти могу ходить. А что не так у вас?
Мучимая привычным стыдом и преисполненная гневом, она просто пожала плечами.
– Лорелея? – Мрачное подозрение превратило звук ее имени в обвинение. – Как вы сломали лодыжку?
– Я не могу сказать.
Она попыталась от него отстраниться, но мышцы его руки напряглись, не отпуская ее.
– Мортимер.
В одном его резком слове скрывалось все, о чем она не хотела говорить. Вся тьма в безлунной ночи. Весь гнев самого дьявола.
– Своим ботинком я сломала его деревянный меч… – Она пожалела, что у нее не такой слабый голос. Что она может признаться в том, что скрывала почти полжизни. – А он своим – мне лодыжку.
Эш затих. Неестественно. Только грудь поднималась сильнее.
– Болит? – натянуто спросил он после долгой паузы.
– Иногда, – призналась Лорелея.
– А что доктор?
– Доктору меня не показывали. Отец не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, – внезапно напугавшись, она отстранилась. – Вы ничего не скажете? Не выдадите меня? – взмолилась Лорелея.
Она ожидала увидеть его в ярости. Мрачным.
Однако холодное выражение его лица напоминало безмятежную зеркальную гладь озера в безветренный день. Почти любезное. Он вел себя непоколебимо, решительно, но пугающе спокойно.
– Я не пророню ни слова.
Он нежно погладил ее кудри, и тень улыбки заиграла на его жестких губах.
Пораженная странной нотой в его голосе, Лорелея выпрямилась.
– Что вы хотите этим сказать?
Опустив взгляд, Эш посмотрел на клетку грача новым взглядом.
– Расскажите мне еще о наших друзьях, – произнес он, осмелившись протянуть руку и погладить перья на горле прирученной птицы.
– Но, Эш…
– Сегодня у меня день рождения, – напомнил он ей. – Давайте не будем думать о прошлом… или о будущем. Я хочу услышать все о граче Аттиле и вашей коллекции завоевателей.
Зная страсть Лорелеи к животным, Эш нашел легкий способ ее отвлечь, поэтому она принялась оживленно рассказывать о том дне, когда нашла Аттилу с крылом, зажатым под скалой.
Она не замечала, что Эш слушает ее вполуха. Что он не спускает глаз, горящих обсидиановых глаз, с ее все еще неприкрытой юбкой лодыжки.
В течение долгих часов, пока они играли с быстроногими озорными лисятами, кормили виноградинами неторопливо ползавших по постели благодарных черепах, ему удавалось скрывать смертоносные мысли.
А ей было невдомек, что, в памяти или без памяти, Эш считал это лучшим днем рождения в жизни. И о лечении подранков она заботилась потому, что никто и никогда не позаботился о лечении ее самой.
Но несмотря на физический недостаток, ей все же удалось превратить жизнь в волшебство.
И Эш знал, что эта жизнь станет значительно лучше, если одним братом в ней будет меньше.
Несколько недель спустя представилась прекрасная возможность избавить мир от Мортимера Везерстока.
– Вы уверены, что сегодня я не смогу проводить вас до Хейбриджа? – спросила Лорелея, и ее лазурные глаза осветились надеждой.
Эш посмотрел на свою ногу, пробурчав, что решил поразмышлять на обратном пути и отправиться в Саутборн-Гроув через зеленые болота. По правде говоря, у него просто не хватало сил видеть, как надежду на лице Лорелеи сменяет разочарование.
Он провел рукой по густой сочной траве, вырвал былинку и лениво отмахнулся ею от облака мошкары.
– Поездка будет тоскливее застойной воды, – соврал он. – Сэр Роберт договорился о моем обучении, и я заберу у портного костюм точно ко времени встречи с сухими стариками, которая продлится весь день. Вам будет невыразимо скучно.
Эш презрительно отвергал ее, он не мог посвятить ее в свои низкие намерения.
– С вами мне никогда не бывает скучно, – заявила Лорелея, просовывая пальчики между его пальцами, а другой ладонью обхватывая его бицепс. Они часто так делали – он мог ходить, опираясь на нее. – И еще мне бы очень хотелось увидеть вас в костюме.
Его пальцы влились в ее руку, идеально легли между ее костяшками. Эш постарался за нее не цепляться, эмоции переполняли его, и он это осознавал.
Только он отчаянно надеялся, что однажды он вернется.
Мысль носить костюм уже не вызывала у него прежнего отвращения, если Лорелея будет радоваться, глядя на него. С тех пор как он поднялся с больничной койки, его гардероб состоял из старых белых рубашек Мортимера с длинным рукавом, нескольких пар готовых брюк и пропыленных старых жилетов. Он не противился. Одежда служила лишь средством прикрыть его шрамы.
Эш с трудом соизмерял свой длинный шаг со стесненной походкой своей спутницы, в особенности когда на обширной территории при усадьбе сошла грязь. Но даже тогда он предпочел бы скорее ползти на четвереньках, чем доставить ей неудобство из-за ее физического недостатка. Он и подумать не мог, как часто она в одиночестве ходила этой дорогой через предательские болота.
Теперь Эш на несколько месяцев стал ее вьючной лошадью, таскавшей клетки и животных к устью реки и обратно. Поначалу лодыжка сильно мешала, однако ходьба по сырой, нетвердой земле, казалось, быстро ее укрепила. Кроме того, Лорелея знала все тропинки через эти болотистые и водные угодья, показывая ему, куда идти, чтобы не угодить в топь или скрытый под зарослями камыша пруд.