— Нам надо пройти пятьсот ярдов.

Я поднял вещи:

— Andiamo[Пошли (ит.).].

— Где, черт возьми, ты это выкопал?

— В опере с Лили Роуэн. Хор не уходит со сцены, не спев этого слова.

Мы пошли рядом, но вскоре тротуар сузился, и я пропустил его вперед, а мы с вещами тащились сзади. Я не знаю, может быть, он в молодости измерил шагами именно эту дорогу, которая состояла из трех прямых участков и трех поворотов, но если так, то, значит, память его подвела. Мы прошли больше полумили, и чем дальше, тем тяжелее становились вещи. После третьего поворота на улицу, которая была уже, чем все остальные, мы увидели припаркованную машину, возле которой стоял мужчина. Когда мы подошли, он сурово уставился на Вулфа. Вулф остановился прямо против него и сказал:

— Паоло.

— Нет! — Мужчина не мог поверить. — Боже, это правда. Садитесь.

Он услужливо распахнул дверь автомобиля.

Это был маленький двухдверный «Фиат», который мог бы служить прицепам к «Ланчии». Мы все же втиснулись в него: я с вещами — назад, а Вулф с Телезио — на переднее сиденье. Пока машина ехала по узкой улице, Телезио то и дело поворачивал голову к Вулфу, и я смог внимательно рассмотреть его. В Нью-Йорке полно таких, как он, — с жесткими густыми волосами, большей частью седыми, смуглой грубой кожей, быстрыми черными глазами и большим ртом, всегда готовым к улыбке. Вулф, естественно, был не в состоянии отвечать на его вопросы, и я не мог его в этом упрекнуть. Я хотел бы удостовериться, что Телезио можно доверять как брату, поскольку меньше чем через милю мне стало ясно, что ему нельзя доверять как водителю. Судя по всему, он был твердо убежден, что все препятствия, возникающие на его пути, одушевленные или неодушевленные, должны исчезнуть, прежде чем он до них доберется, а когда одно из них все же не успело вовремя увернуться и Телезио почти столкнулся с ним, это вызвало у нашего водителя искреннюю радость. Когда мы наконец доехали, я вылез из машины и обошел ее, чтобы взглянуть на крылья. Ни царапины, ни вмятины. Я подумал, что, слава богу, таких водителей один на миллион.

Пункт назначения представлял собой маленький двухэтажный оштукатуренный дом, позади которого находился двор, огороженный с трех сторон забором, с цветами и маленьким бассейном.

— Не мой, — сказал Телезио, — моего друга, который уехал. У меня дом в старом городе, где вы были бы слишком заметны.

На самом деле мне перевели эту фразу только спустя два часа, но я стараюсь передавать события в том порядке, в котором они происходили. Это единственная возможность получить о них четкое представление.

Телезио настоял на том, чтобы самому внести вещи, хотя ему пришлось их поставить, чтобы открыть дверь ключом. В небольшом квадратном холле он взял наши пальто и шляпы, повесил их и провел нас в большую комнату. В ней все было выдержано в розовых тонах, и одного взгляда на мебель и другие предметы было достаточно, чтобы понять, какого пола его друг, по крайней мере, мне так показалось. Вулф оглянулся в поисках подходящего стула, не нашел его и сел на кушетку. Телезио исчез, но вскоре вернулся с подносом, на котором красовались бутылка вина, стаканы и вазочка с миндальными орешками. Он наполнил стаканы до краев и провозгласил тост.

— За Иво и Гарибальди! — воскликнул он.

Выпив, они с Вулфом оставили немного вина в стаканах, и я последовал их примеру. Вулф снова поднял свой бокал:

— В ответ можно сказать только одно: «За Гарибальди и Иво».

Мы допили до конца. Я нашел себе удобный стул. Около часа они говорили, пили и ели миндаль. Когда Вулф позже мне все пересказывал, я узнал, что первый час был посвящен личным воспоминаниям, не относящимся к делу, о чем явно свидетельствовал тон их беседы. Потребовалась вторая бутылка вина и вторая вазочка с миндалем. Они вернулись к делу после того, как Телезио поднял свой стакан и произнес:

— За упокой души вашей маленькой дочери Карлы, женщины столь же смелой, сколь и прекрасной.

Они выпили. Вулф поставил стакан и заговорил совсем другим тоном:

— Расскажи мне о ней. Ты видел ее мертвой?

Телезио покачал головой:

— Нет, я видел ее живой. Однажды она явилась ко мне и попросила помочь ей переправиться на тот берег. Я знал о ней от Марко, и, конечно, она знала все обо мне. Я пытался объяснить ей, что это не женское дело, но она ничего не хотела слушать. Она сказала, что, раз Марко погиб, она должна увидеть людей с того берега и решить, что делать дальше. Я привел к ней Гвидо, и она ему очень много заплатила, чтобы он перевез ее на тот берег, и в тот же день уехала. Я старался…

— Ты знаешь, как она добиралась сюда из Нью-Йорка?

— Да, она сказала мне — стюардессой на пароходе до Неаполя; это достаточно просто при наличии связей, а из Неаполя — на машине. Я пытался позвонить тебе до ее отъезда, но возникли трудности, и, когда я дозвонился, она уже уехала с Гвидо. Вот и все, что я могу тебе сказать. Гвидо вернулся через четыре дня. Он пришел ко мне рано утром вместе с одним из тех — Йосипом Пашичем. Ты знаешь его?

— Нет.

— Действительно, он слишком молод, чтобы ты его помнил. Он передал сообщение от Данило Вукчича, племянника Марко. В сообщении говорилось, что я должен тебе позвонить и сказать: «Человек, которого вы ищете, находится в окрестностях горы». Я знал, что тебя будут интересовать подробности, и постарался узнать их, но это все, что сказал мне Йосип. Он знает меня не так хорошо, как другие. Поэтому больше я ничего не смог узнать. Естественно, я подумал, это означает, что там находится человек, который убил Марко. А ты? - Да.

— Тогда почему ты не приехал?

— Хотел получить что-нибудь поточнее криптограммы.

— Я тебя помню другим, но теперь ты постарел, да и я тоже. Ты стал слишком толстым, и тебе нужно больше двигаться. Впрочем, я не удивлен, потому что Марко рассказывал мне о тебе и даже привез фотографию. Во всяком случае, сейчас ты здесь, а твоя дочь умерла. Я не понимаю, как тебе удалось сюда добраться. Я тебе позвонил в пятницу, прошло всего сорок восемь часов. Йосип приезжал еще раз, но уже без Гвидо, на другой лодке и с другим посланием от Данило. Я должен был сообщить тебе, что твоя дочь погибла насильственной смертью в окрестностях горы.

И снова это было все, что он сказал. Если бы я знал, что ты приедешь, я постарался бы задержать его, но сейчас его здесь уже нет. В любом случае ты, наверное, захочешь сам увидеть Данило. Мы пошлем за ним Гвидо. Данило доверяет только Гвидо. Он приедет, скорее всего, во вторник ночью. Тогда рано утром в среду вы сможете увидеться с ним здесь. Марко тоже пользовался этим домом. Я думаю, что на самом деле он заплатил за это вино и не хотел бы, чтобы мы его экономили.

Он вышел из комнаты и вскоре вернулся с другой бутылкой, уже откупоренной. Напол нив стакан Вулфа, он повернулся ко мне. Я бы предпочел пропустить, но выражение его лица, когда я отказался в первый раз, не оставляло сомнения, что человек, который отказывается от вина, не вызывает у него доверия. Поэтому я взял стакан с вином и горсть миндаля.