Я присел на край его кровати и принялся рассматривать его повреждённую, замотанную в бинты правую руку.

– Можно нескромный вопрос? – я дождался кивка: – На каком пальце ты теперь будешь носить обручальное кольцо?

– Видимо, на указательном, – невесело усмехнулся он: – Выбор у меня невелик…

Я ощущал ярость… Почему!? Почему Тоби победил?! Ведь у Кру были солидные шансы! И риск был действительно не слишком высок! Это была даже не смертельная битва!..

Я знаю, о чем говорю! Я соглашался на драки, где мой шанс погибнуть превышал даже не 40, а все 50 процентов. Я подписывался на битвы, где мои шансы победить колебались от двадцати до тридцати процентов. И выхватывал себе эти шансы! Побеждал!..

И да, я знаю, что вероятность победы, шансы, риск погибнуть… – это всё чисто теоретические значения. А в жизни всё зависит от конкретных обстоятельств… Но эта драка не должна была быть настолько опасной!

… Видимо, проблема в Тоби. А ведь он даже не самый сильный гладиатор на Армагеддоне! Он стоит в одном ряду с Дэрилом, Сэмом, Бураном, ранее – Тайфуном… Вон, у Бурана, например, статистика аж 0,85 – лучшая на весь Армагеддон! Вдуматься – 85 процентов победных битв! У меня около 0,70, например, а всё, что больше половины, – уже очень круто!

И то, я вон могу с Бураном драться пойти! Ясен пень, скорее всего проиграю, но, по крайней мере, не умру!..

А Тоби… Тоби слишком жесток. Даже для жесточайшего батального шоу своего времени – "Армагеддона".

Та, что говорила о сакуре

Шла предпоследняя неделя апреля, необыкновенно, по-летнему тёплого в этом году.

В институте начала твориться какая-то нервотрёпка с курсовыми. Наш учебный план предполагал целых две за этот семестр.

У меня с курсовыми было все сложно. Я не то что не начинал – у меня даже тем не было.

Зато был Армагеддон.

Я пришёл в институт после (ну, как после – спустя 4 дня) очередной драки. Наскоро подправив внешность тональником, но особо не заморачиваясь. В этом месяце, из-за той схватки с Тоби, я успел поучаствовать пока только в одной драке, и ту проиграл. Зато, весь Армагеддон гудел о том, что я его "завалил" (хоть и не официально).

Это был вторник. И в этот день у нас неожиданно (ну, если быть честным, неожиданно только для меня) оказался факультатив. Как мне сказали, МХК.

Был перерыв. Я сидел и смотрел в окно поверх чёрных очков. И в этот момент к моей парте подошла какая-то девушка.

Внимание я на неё обратил, только когда она назвала меня по имени. Она была мне совершенно незнакома. Точнее, я не сразу её вспомнил. Это была та, что говорила о сакуре.

Она протянула мне письмо. Настоящее бумажное письмо. В конверте. Прохладно улыбнулась и села на свое место.

Когда Велик пришёл и сел за парту, я всё ещё медитировал на письмо.

– Что это у тебя?

– Письмо, – не поворачиваясь, ответил я. – Мне его дала та, новенькая.

– Надин? Она у нас не новенькая. Она с другого факультета. Просто, когда её группа факультатив выбирала, все выбрали что-то про бизнес, а она одна МХК. Поэтому её приставили к нам.

– А у нас все выбрали МХК? – я что-то не припоминал момента, чтобы я что-то выбирал…

– У нас актив группы выбрал для всех МХК.

– Ясно, – протянул я, одновременно пытаясь расшифровать эту таинственную аббревиатуру и размышляя о письме.

Письмо пахло духами. Конверт был заклеен. Адресован был мне. В графе "От кого" так и было написано: "Та, что говорила о сакуре".

– А что, если там яд?.. – задумчиво проговорил я: – Или споры сибирской язвы?.. – и вскрыл конверт.

Там обнаружился небольшой лист белой бумаги. На нём аккуратным, каллиграфическим почерком было написано только:

"Я приглашаю Вас на прогулку. Встретимся ровно через неделю, возле станции *** (выход к ***), в 16.00.

Та, что говорила о сакуре".

– Кажется, она забила мне стрелу, – заметил я после небольшого молчания.

В следующий вторник я собрался идти на назначенную встречу.

Она ждала меня напротив станции. Одета была в жакет и длинную юбку из очень декоративной ткани. В такой одежде, конечно же, не ездят на метро.

– Привет, – бросил я, пытаясь припомнить, как там её называли: – …Натали?

– Надин, – спокойно поправила меня она и, повернувшись, пошла по тротуару от метро.

– Надеюсь, за углом меня не поджидает толпа головорезов с арматурой и ножами?

Надин чуть заметно улыбнулась:

– Среди моих знакомых нет "головорезов с арматурой и ножами". Почему такой вопрос, Реймонд?

– Можно просто Рей, – сказал я: – Без излишней официальности.

Она кивнула. Но продолжала молчать. Я запоздало понял, что она всё ещё ждёт мой ответ. Мы продолжали идти, свернув в какой-то лесопарк, или что-то на то похожее.

– Ну, просто я без понятия, куда ты меня позвала. Вот, я готов, на всякий случай, ко всему.

– Мы идём в сад сакуры. В этом году, благодаря тёплой весне, она зацвела раньше, чем ожидалось.

С этими словами мы подошли к железной ограде. Она была обвита какими-то вьющимися растениями, а вдоль неё росли кустарники и деревья.

Надин открыла калитку и провела меня внутрь.

Деревья были в самом цвету. Они стояли, все усыпанные розовыми цветами, хотя на них не было даже листьев. Я никогда такого не видел…

Надин провела меня вглубь сада. Там сквозь деревья не было видно даже неба.

Мы сели под деревьями, любуясь их трепетной красотой. Я просто смотрел вокруг, видел эти прекрасные цветущие растения, и мне казалось, будто раньше я смотрел на мир сквозь грязное, запылённое до черноты стекло, а сегодня впервые в жизни открыл окно…

Я сидел на свежей молодой траве, напротив Надин.

Она, едва касаясь своей фарфоровой рукой, провела по волосам, отведя их с лица.

А потом произнесла спокойным, несказанно мелодичным голосом, без тени укора или осуждения:

– Ты всё ещё готов назвать эти цветы так, как называл их тогда?

Я был не готов. Я был больше не способен так говорить. И мне, как мне показалось, даже не обязательно было отвечать: она читала меня, как открытую книгу.

Надин достала из сумки очищенный апельсин. Разломила его напополам и протянула мне половинку.

Это показалось мне совсем нереальным. Словно она знала заранее или читала мысли.

Как я считаю, на земле не существует ничего вкуснее апельсинов. Если бы мне предложили выбрать один-единственный продукт, который остался бы на планете, а все остальные исчезли – это были бы апельсины. Правда, я бы тогда,