– Сай, – протянул руку Лизер.

– Джимми Кьюсак.

Оба мужчины впервые встретились лицом к лицу. Сай напоминал Джимми его бывших соседей, ирландских католиков; вот только Микки и остальные парни не имели ничего общего с финансами. Все они либо на том свете, либо штампуют автомобильные номера в тюрьмах.

Кьюсак не понимал, как толковать магнетическую улыбку Лизера. Он ожидал испытания. Сай должен был выискивать его ахиллесову пяту, трещину в броне уверенности, чтобы узнать, как Джимми справляется с нажимом. Сай должен был сосредоточиться на том маленьком фиаско Джимми, которое носило имя «Кьюсак Кэпитал».

– «Имбирный» или «Мэри-Энн»?

– Простите? – переспросил Кьюсак, погружаясь в светло-бежевое кресло. Мягкое кожаное сиденье, потертое, оттенка старых денег, прогнулось под его весом. Он сразу позабыл о девятнадцати градусах.

– Вы слышали. «Имбирный» или «Мэри-Энн»?

– «Мэри-Энн».

Интересно, не ожидал ли Лизер чего-нибудь заумного.

– Я-то имбирный человек, – рассмеялся Сай. – Нет ничего глубже «Джиллигас Айленд»[13].

Кьюсак так широко улыбнулся, что исчезли кривые морщинки в уголках рта:

– Думал, вы начнете меня терроризировать.

– Все это дерьмо ставит людей на грань, – ответил Лизер. – Так им в голову не залезть.

– Мне нравятся ваши картины, – решился Кьюсак, делая приятное Лизеру и перехватывая инициативу.

Еще один совет из книг: контролируй разговор.

– Вы коллекционер?

– Нет. Но знаю, что вы пользуетесь уважением в мире искусства.

– Уважения заслуживает Стиви Коэн. Я бы отдал что угодно за его Мунка.

В голосе Лизера ясно слышались улицы Нью-Йорка, отрывистый ритм, как двойной удар по боксерской груше.

– Что еще бросается в глаза?

– У вас очень красивые дочки, – указал Кьюсак на фотографию близняшек.

– Да, так я их себе представляю.

– В каком смысле?

– Они уже подростки, но для меня навсегда останутся малышками.

«Он прошел бы пробы на запах, которые делает Эми».

– Итак, Джимми, – начал Лизер, – почему вы выбрали Колумбийский, а не Гарвард?

– Потому что «Народная Республика Кембриджа» – это семь квадратных миль, окруженных реальностью. По крайней мере, так считают в Сомервилле.

– Неплохо, – отметил Лизер. – Расскажите о своем хедж-фонде.

Кьюсак поерзал в кресле, сердце зачастило.

– Но, прежде чем вы ответите, Джимми, скажу начистоту.

– Да?

– Я едва не погорел в 2000-м. Я сделал выводы – и уверен, что вы тоже.

– Кратчайшим путем к успеху была «стадная торговля» в «Голдмане», – ответил Кьюсак, уходя от слишком личных откровений. – Я основал компанию, чтобы оторваться от толпы.

Он знал настоящий ответ. Призрак «Кьюсак Кэпитал» грыз его каждую минуту, каждый день. Но он всегда помнил об осторожности. В голове Кьюсака слышались слова отца, Лайэма, о его сантехнических работах. «Джимми, я управляю собственным бизнесом. И ты должен делать то же самое. Неважно, выиграешь ты или проиграешь. Попытаешься ли ты, вот в чем вопрос».

– Не поймите меня неправильно, – продолжал Кьюсак, – «Голдман» – Перрис-Айленд финансов. Великолепная тренировка.

– Да, возможно. – Сай откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову, сравнение с тренировочным лагерем морпехов не произвело на него впечатления. – Почему лопнул ваш фонд?

– Банковские инвестиции. Я потерял тридцать процентов, когда меня бросили инвесторы.

– Наша контора хороша одним, – холодная улыбка Лизера могла заставить любого конкурента потянуться к воротничку. – Мы зарабатываем деньги. Я беру людей, которые не могут позволить себе проиграть.

– Вот поэтому я здесь, – ответил Кьюсак, наклонившись вперед.

– Почему вы не перезапустились?

– Что вы имеете в виду?

– Почему не начали заново? Джон Меривезер прогорел с «Лонг-Терм Кэпитал».

– А теперь управляет тремя миллиардами неподалеку отсюда, – согласился Джимми.

– Где еще можно потерять четыре миллиарда и мягко приземлиться? – весело заметил Лизер.

– Глубокие карманы в помощь.

– Джимми, сколько вы потеряли?

– Примерно шестьдесят миллионов. Вот почему я не могу позволить себе проиграть.

«Особенно если главным инвестором был мой тесть».

Калеб Дигби Фелпс III. Всегда Калеб, не Кэл. По традиции Фелпсов-мужчин Калеб поступил в Гарвард и вошел в «Порселлиан» – эксклюзивный клуб для носителей Y-хромосомы, члены которого в свое время забаллотировали Франклина Д. Рузвельта. Именно там, среди избранных бездельников, Калеб оттачивал свои варварские бизнес-инстинкты семейного Мрачного Жнеца.

Согласно городской легенде, «Свинки» собирали пожертвования для членов клуба, которые к сорока годам еще не накопили миллиона долларов. Но Калеб не нуждался в помощи. И не потому, что он унаследовал состояние, восходящее еще к семейной контрабанде рома в XVIII веке. Он был прирожденным дельцом.

Калеб десятикратно приумножил состояние. Он купил рядовую страховую компанию и вдохнул в нее новую жизнь. «Фелпс Файнэншл» была крупнейшим страховым агентством Новой Англии, дойной коровой, которая финансировала вложения в недвижимость.

Семья владела недвижимостью по всему центру Бостона, включая несколько участков гавани, граничащих с новоанглийским «Аквариумом». Потери Калеба в «Кьюсак Кэпитал», пусть и значительные, были очень скромными по сравнению с семейным состоянием.

– Почему я должен взять вас?

Сай смотрел на Джимми и ждал ответа. Та самая сцена из голливудского боевика, когда коп кричит: «Стреляй!» Момент, который Кьюсак тысячи раз репетировал перед зеркалом и на интервью.

– Потому, Сай, что в ваш офис еще никогда не входил такой человек, как я.

Лизер приподнял бровь и уставился на Кьюсака. Он молчал и ждал, но язык тела говорил о многом. «Неплохое начало».

«Стреляй!»

– Потому что этот рынок скоро рухнет. Сай, там будет хаос. И пусть остальные сосут палец и прикрываются таблицами. У меня уже есть план. Мои банковские инвестиции похоронили меня. И это больше не повторится. Никогда. Сейчас я замечаю тревожные знаки и, честно говоря, мне не нравится вид на горизонте. Я каждое утро буду включать свет, каждый вечер выключать его, но пока жив, буду думать только об одном. О деньгах. Те хедж-фонды, которые выживут, станут крепче и жестче и ухватят свою долю рынка. Запомните мои слова. Не найдется банка, способного вместить их средства. Я хочу стать богатым. И тот день, когда я увеличу ваш капитал в десять раз, станет самым счастливым днем моей жизни, ведь несколько шекелей упадут и в мою ладонь. Потому что я сделаю все возможное.