– Совсем немного забыла, – отметил Кузя, – а Софья триста и шестьсот квадратов перепутала!

Дегтярев постучал карандашом по столу.

– Подведем итог! Болезнь, которая похожа на рак легких последней стадии, но не является им, случилась на фоне отменного здоровья у двух людей. И у Григория, и у Зинаиды были семьи. Однако остальные их родственники здоровы. Следовательно, болезнь не вирус, не бактерия. Иначе в домах у Николаевых и Кириных все бы слегли. Надо аккуратно узнать в психиатрической больнице, где служила Зина…

– Уже сделал, – перебил Дегтярева Кузя и втянул голову в плечи, – то есть… э… я хотел сказать… прямо сейчас выясню, здоровы ли коллеги Зинаиды и те, о ком она заботилась. Как только вы велели, я нашел информацию! Она сверху плавала! Секунда понадобилась!

Я слушала, как юлит Кузя. Наш компьютерный гений прекрасно осведомлен, что полковник терпеть не может, когда кто-то опережает его в расследовании. А Кузенька успел узнать, что те, с кем общалась Зина на службе, живы-здоровы. Ох и влетит ему сейчас от полковника!

Дегтярев сдвинул брови, открыл рот, и тут с криком: «Это не привидение», в офис влетела Марина. Она, не обращая внимания на Александра Михайловича, цвет лица которого стал напоминать кожуру спелого помидора, затараторила:

– Успокаиваемся, не боимся, выдыхаем. К нам прилетал не призрак.

Меня охватило любопытство.

– А кто? Или что?

– Фома и Платон сдернули с сушилки, которую Нина поставила на солнце у окон маленького домика, две майки Саши и запутались в них, – отрапортовала наша кулинарка. – Один из котят запрыгнул в офис и стал метаться по нему. Другой ухитрился не потерять футболку, домчаться в ней до особняка, и…

Полковник встал.

– Все! Заседание переносится. Собираемся завтра утром после того, как поедим.

– Во сколько? – спросила я.

– Для непонятливых повторяю, – процедил Дегтярев, – совещание переносится на следующий день.

Но я не успокоилась.

– Ты сказал: после завтрака. Уточни время.

Александр Михайлович издал протяжный вздох и неожиданно спокойно произнес:

– Завтрак подается утром, обед – днем, ужин – вечером. Утро – это когда мы просыпаемся…

– В том-то и вопрос, – обрадовалась я, – ты встаешь в одиннадцать, а я раньше. Твой завтрак длится до полудня, ты ешь медленно, смотришь новости по телику. А я чудо-ящик редко включаю, в полдесятого уже могу начать работать. На чей завтрак мы ориентируемся? На твой или на мой?

Дегтярев молчал.

– Встречаемся в девять тридцать или в одиннадцать? – завершила я свое выступление.

Александр Михайлович прищурился, направился к двери, но на пороге обернулся:

– Сейчас всем пришлю эсэмэс, в нем укажу день, месяц, год и время нашего сбора.

Мне на лоб упала капля. Пришлось открыть глаза и посмотреть на потолок. Он был сухой, а на люстре сидел Марк. Я провела ладонью по лицу, встала и поспешила в ванную в самом радостном настроении.

Отчего я радуюсь, убедившись, что в очередной раз меня обкакал маленький ворон?

Радость познается в сравнении. Представьте, что вам не удалось пройти собеседование, вы не получили вожделенную работу, идете домой, еле сдерживая слезы, да еще дождь начинается, а зонтика нет… Что тут сказать? Определенно наступило утро невероятных невезений. Чтобы полностью не промокнуть, вы забегаете в вестибюль какого-то офиса, отряхиваетесь, натыкаетесь глазами на доску с объявлением: «Собеседование с соискателем на место помощника генерального состоится сегодня до пятнадцати часов», вы решаете еще раз попытать удачу, и… Получаете место, прекрасный оклад, вливаетесь в дружелюбный коллектив. Утро невезения становится днем удачи. Радость всегда познается в сравнении. А вот еще пример. Живет человек, не болеет, но ощущает себя несчастным: квартира маленькая, родня сварливая. Потом он попадает в больницу и… выздоравливает. Вот она, радость. Квартира маленькая, родня сварливая, а он счастлив. Почему? Потому что узнал, что такое настоящая беда. Вот и я сейчас в очередной раз нарисовала в уме картину потопа, а что оказалось? Всего-то умыться надо.

Я быстро привела себя в порядок, спустилась на первый этаж и спросила у Нины:

– Где подгузники для птички?

Та протянула мне пачку.

– Вот. Только их на Марка невозможно натянуть.

Я взяла упаковку и прочитала:

– «Памперсы для жабы»! Зачем они нам? И к чему штанишки лягушке? Гертруда сидит в аквариуме. Мы ей просто воду меняем.

– А еще имена котят написали неправильно, – наябедничала Нина, – смотрите.

Теперь я стала изучать две полоски из искусственной кожи и пришла в изумление.

– Фопла и Плаф?! Продавец все перепутал. Но когда он оформлял ошейники, к нам все время подходила другая покупательница и отвлекала парня, и тот голову потерял. Сегодня съезжу в торговый центр, велю поменять и бумажные штанишки и парфорсы[5].

– Застегну пока на Платоне тот, где Плаф. А на Фоме другой, – решила Нина, – пусть привыкают. Вот только как разобрать, где кто?

– Надо у Маши спросить, – осенило меня.

Нина заморгала.

– Вы забыли?

Я встрепенулась.

– О чем?

– Манюня с семьей улетела вчера в Париж, – сообщила Нина.

– Точно! – вспомнила я. – Они вернутся в сентябре. Маша отпуск взяла! Совсем у меня с головой плохо. Так, Фома потолще! Платон тощенький.

– Я тоже так думаю, – согласилась Нина, – эй, мальчики! Идите сюда!

– Так они и прибегут, – засмеялась я.

– Я сделала вам омлет, – сообщила Нина, – с сыром и помидорами, какао сварила, тостики поджарила!

– Спасибо, – обрадовалась я, – только за телефоном сбегаю. А где собаки?

– По двору носятся, – ответила Нина, – вчера Мафи и Афина гамак сломали, прыгнули на него вместе. И привет качелям с матрасом! Надо их подвязать, мастера вызвать.

– Вот еще, деньги тратить, – произнес Феликс, входя в комнату, – сам починю! Ты завтракала?

– Пока нет, – ответила я, – принесу мобильный и сяду.

Муж посмотрел в окно.

– День обещали жаркий! Пожалуй, я поменяю пиджак, надену льняной.

Минут через пять я опять очутилась в столовой и обнаружила на своем месте пустую тарелку и чашку.

– Вкусно? – спросила Нина, выглядывая из кухни.

– Не знаю, – ответила я, – не попробовала еду.

– Почему? – удивилась Нинуша.