Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Питер какое-то время смотрел на карнеха снизу вверх, вдруг согнулся в жалком подобии поклона. Попятился, вновь согнулся. А я горела со стыда. Если бы Нордер-Галь приказал ему целовать сапоги — он бы это сделал. Я тут же корила себя. Кто бы не сломался на его месте? Совсем недавно я сама была близка к этому. Но это неприятное чувство будто отравило меня. Все это было после. Когда Питер уже знал, что ему сохранили жизнь. Он будто обесценил этим жестом смерть своих товарищей.
Я провожала Питера взглядом до тех пор, пока он не скрылся за воротами.
— Абир-Тан, — Нордер-Галь подошел к офицеру в черном, — наведи порядок в гарнизоне. Твои солдаты распоясались.
— Мой карнех? — в голосе Абир-Тана слышалось недоумение.
— Казарма — не бордель. Всему есть предел. Вели отпустить женщин. Пусть уходят вслед за этим.
— Но… у них есть потребности.
— Для этого есть увольнительные. Я видел достаточно. Отпустить всех женщин.
В груди все замерло. Я с надеждой заглянула в его лицо. Если всех отпустить, значит, и меня?
Нордер-Галь посмотрела на меня с высоты своего роста:
— За мной. — Он помедлил, окидывая цепким взглядом: — Надеюсь, ты понятливая.
Глава 7
Нордер-Галь сидел в кресле за столом. Лениво пролистывал какую-то тетрадь, поджимал губы. Время от времени смотрел на меня, и я отводила взгляд. Асуран увлеченно чистился на своем насесте. Раздавались сухие хлесткие звуки, когда он резко отпускал зажатое в клюве перо. Сейчас он мало чем отличался от копошащейся курицы и казался даже в чем-то по-птичьи милым. Но я точно знала, что одно неверное движение — и птица обратится чудовищем. Как и ее хозяин.
Карнех казался уставшим. Он тяжело откинул голову на спинку кресла и смотрел на меня из-под полуприкрытых век. А я открыто смотрела на него. В крови бурлил адреналин, будто я делала что-то экстремальное, и это порождало нездоровый азарт безумца. Хотела ли я провоцировать? Нет. Я будто прощупывала границы дозволенного.
Косые лучи из иллюминатора расчерчивали лицо Нордер-Галя резкой светотенью. Одна половина была залита светом, другая оставалась в тени. Будто темная и светлая сторона луны. Он казался нарисованным в графичной плакатной манере с резкой чистотой линий. Острые скулы, волевой подбородок, хищный нос с горбинкой. Если не смотреть на руки, не вглядываться пристально в глаза, он ничем не отличался от человека. Высокого, сильного мужчины.
Я снова и снова вспоминала лицо Питера, и меня раз за разом обдавало жгучей волной омерзения и стыда. Будто кипятком. Сиюминутная радость от его чудесного спасения разбилась вдребезги, в мелкую колючую пыль. Какими бы ни были мотивы Нордер-Галя, Питер не стоил этого. Он был своим, но сейчас я предпочла бы лицо карнеха.
Он повел головой, будто отстранялся:
— Отойди на шаг.
Я недоумевала, но, все же, попятилась.
— Еще.
Я отошла едва ли не к стене.
— О чем ты сейчас думаешь?
Я молчала.
— Отвечай мне. Об этом человеке? Ты знаешь его?
Я кивнула:
— Мы были знакомы. Когда-то давно.
Не было смысла врать. Нордер-Галь красноречиво дал мне понять, чем все может закончиться. Я не хотела такого конца. Теперь я намеревалась попробовать другую тактику. Больше не будет протеста, не будет необдуманных побегов и других сиюминутных глупостей. Теперь я буду выжидать и терпеть. До тех пор, пока это будет возможно. А потом… пока не понимала, что потом. Если бы я только знала, что меня ждет, для чего я ему.
Карнех порылся в ящике стола. Достал сигарету, закурил, утопая в дыму. Асуран втянул дым выпуклыми ноздрями и отлетел подальше, обдав меня ветром. Ему не нравилось.
— Ты жалеешь его?
Я покачала головой:
— Теперь — нет.
Нордер-Галь с жадностью затянулся. Дым в солнечном луче создавал объем, глубину. Отделял меня от него тонкой завесой.
— Он — трус.
Я кивнула:
— Наверное, да.
Карнех какое-то время молчал. Смотрел на меня и курил.
— Ты усвоила, что все твои попытки бесполезны?
Я вздохнула, опустила голову:
— Да.
— Ты смирилась?
— Да.
Он снова молчал. Курил, утопая в дыму. Не думаю, что он мне верил. Я бы и сама себе не поверила. Я была рада, что нас разделяло расстояние. И до смерти боялась, что он накинется на меня. Но, судя по всему, точно не сейчас. Должно быть, у него много дел, ему не до меня. Я очень хотела, чтобы у него было много дел.
— Вечером будешь ждать меня здесь.
Я напряглась, стиснула зубы. Снова кивнула, чувствуя, какой тяжелой становится голова.
— Я хочу, чтобы ты привела себя в порядок. Мой адъютант принесет чистую одежду и покажет, где помыться. Не пытайся его разжалобить — я узнаю о каждой твоей попытке, о каждом слове.
Я молчала. Нордер-Галь предотвратил даже сиюминутную мысль, которая зародилась, но не успела сформироваться.
— Сходишь на кухню и к десяти подашь ужин. Все поняла?
Я кивнула. Вдруг вскинула голову:
— Вы, правда, отпустите девушек?
Карнех затушил сигарету в маленькой металлической пепельнице, поднялся:
— Ты сомневаешься в моих словах?
Я покачала головой:
— Нет, но…
— Если я так приказал — так и будет. Запомни это, Тарис.
Он вышел, оставив меня в одиночестве в продымленной каюте.
Я отыскала глазами птицу — Асуран расположился на закрытом навесном шкафу под потолком. Спрятал клюв под крылом и закатывал глаза, но тут же открывал их на каждое мое шевеление. Я чувствовала себя такой уставшей, опустошенной. Бессонная ночь, пожирающий страх. Сейчас накатило равнодушие. Даже у страха есть предел. Он мучает настолько, что становится уже все равно. Хочешь лишь того, чтобы он прекратился, и почти не важно, каким способом.
Я хотела уснуть. Крепко, без снов. Провалиться в черноту и, наконец, отдохнуть. Я зашла в спальню и легла на серое покрывало. Даже не задумываясь о том, имею ли на это право. Реальность перестала существовать, едва моя голова коснулась подушки.
Казалось, прошел лишь миг. Я чувствовала тряску.
— Вставай! Эй!
Я вскочила, потерла глаза, с трудом осознавая, где я. Первое, что я увидела — рука.
На ней было пять пальцев.
Как у меня.
Я все еще с трудом возвращалась в реальность, но неотрывно смотрела на чужую руку. Такую неуместную здесь, почти невозможную. Наконец, посмотрела наверх.