как у неё получается работать по четырнадцать часов, ребёнка воспитывать и при этом не терять оптимизма? — Сто лет тебя не видела!

— Замоталась немного, — оправдываюсь я.

— Ага, нашла, кому лапшу на уши вешать. Врать совсем не умеешь, — укоряет меня Лара. — Проходи на кухню, я как раз ужин стряпаю.

— Сама? — удивлённо вскидываю брови. Сестра ненавидит готовить и часто заказывает доставку. Ну или полуфабрикатами обходится.

— Ага. Лёвка мне ультиматум поставил: или ты, мать, еду мне готовишь нормальную, или по твоей вине у меня в скором времени появится гастрит.

— Так и сказал? — подхожу к плите и смотрю, что же готовит моя двоюродная сестра. Белая рыба на пару, брокколи и рис. Выглядит аппетитно. Пашка такую полезную еду терпеть не может, он даже овощные салаты не особо любит.

— Ага, прикинь, — смеётся Лара.

— Манипулятор у тебя растёт. Кстати, он в комнате?

— Ага, в наушниках сидит, фильм какой-то смотрит по школьной программе.

— Ясно. Я схожу к нему.

С Лёвой у нас замечательные отношения. Я помню его смешным карапузом, который только учился ходить. Сейчас племяннику почти десять, он стремительно растёт, меняется. Иногда обескураживает меня странными вопросами. Лёве интересно всё на свете, от экономики до криминалистики. Несколько раз он задавал мне вопросы, на которые я не знала ответа. Тогда мы открывали ютуб и смотрели документальные фильмы.

Понятия не имею, в кого Лёва такой умный. Папаша у него мозгами не блещет, а Лара даже высшее образование не получила. Забеременела, ушла в академический отпуск и больше в университет не вернулась. Сейчас она пашет на двух работах, чтобы сын ни в чём не нуждался.

— Что смотришь? — интересуюсь я у Лёвы.

— Видео о том, как устроены тюрьмы, — с горящими глазами отвечает племянник. Я уже ничему не удивляюсь.

— И как? Поделишься со мной тайными знаниями?

Я с интересом слушаю его рассказ. От кого ещё я узнаю о тюрьмах строгого режима? Ему бы с друзьями в танчики играть, как Паша делает, а не документалки смотреть. Но каждому своё.

Лара зовёт нас на поздний обед, после которого Лёва убегает в свою комнату, а сестра садится напротив меня и требовательно спрашивает:

— Что случилось? На тебе лица нет.

Я не хотела грузить её своими проблемами, но не могу сдержаться. Лара с такой заботой смотрит на меня, что молчать просто невозможно. Выплёскиваю наружу свои сомнения и страхи. Паша так и не начал искать работу, хотя обещал постараться.

— Да уж, — присвистывает она. — Сложная ситуация. Но я в любом случае буду на твоей стороне.

— Восемь лет, Лар. Почти восемь лет я верила, что мы с Пашей поженимся и будем самой счастливой парой. С детьми, — я запинаюсь.

— Мы с Денисом столько же вместе были, и что?

Два года назад муж Лары сказал, что ему всё смертельно надоело. И ребёнок, и скучная работа, и семейные обязанности. Денис продал свою квартиру, доставшуюся ему от родителей, и уехал в другую страну. Ларе он оставил какую-то мизерную сумму, поэтому сестре пришлось искать вторую работу. И как-то выживать без поддержки некогда любимого мужа.

— Если я пойду работать няней, это будет конец. Паша не простит.

— Уверена? Мужчины любят разбрасываться громкими словами, а по факту они такие же люди, как и мы. Быстро отходят и легко прощают, — она невесело улыбается. — Паша мечтает, чтобы ты снова в четырёх стенах сидела и в рот ему заглядывала. Оно тебе надо?

Отрицательно мотаю головой. Вот и ответ на все мои вопросы.

Дома царит полумрак. Я роняю ключи на пол. Удивлённо таращусь на свечи, которых так много, что в глазах рябит. Они на в коридоре, на кухне и даже в гостиной. Паша встречает меня ласковой улыбкой, целует в губы, нежно, почти невесомо.

— Сюрприз, — шепчет он и указывает на стол.

Паша заказал доставку. Мои любимые суши «‎Филадельфия» и салат с курицей.

— В честь чего это всё? — теряюсь я.

— Я был на собеседовании. Меня взяли. Отныне я буду работать в лучшем баре города.

— Правда? Я так рада! А почему ты ничего не говорил?

— Хотел тебя удивить, — улыбается он.

Горло спазмом сжимает, и дышать тяжело. Я часто моргаю, отворачиваюсь от Паши. Кажется, что воздух превращается в мелкое острое крошево, которое ранит лёгкие. Я ничего не чувствую, ничего. Так не должно быть, это ненормально. Может быть, у чувств есть срок годности. Если их не подпитывать должным образом — они гаснут. Или мельчают настолько, что их сложно найти, почти невозможно воскресить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Прости, Паш. Я так не могу… Устала жить на автопилоте. Давай сделаем перерыв.

Я поднимаю голову. Он ошарашен моими словами, на его лице столько разных эмоций отражается, от растерянности, неверия до страха и отчаяния.

— Перерыв? — еле выговаривает он.

— Да. Мне нужно время, чтобы разобраться в себе. Я… вкус к жизни потеряла. И даже работа не спасает. Хочу попробовать что-то новое.

— Станешь няней? — догадывается Паша.

— Да.

— Думаешь, это что-то изменит?

— Не знаю. Посмотрим... Прости меня, пожалуйста. Я не хотела, чтобы всё так получилось. Ты можешь жить здесь, я ведь всё равно перееду к Громову...

— Сколько времени тебе понадобится? Неделя, две, три? Или месяц?

Пожимаю плечами. Если бы я знала! Паша стискивает челюсти, дёргает головой, а затем со всей силы впечатывает кулак в стену! Я вздрагиваю. Никогда не видела его таким злым и потерянным одновременно. Обнимаю себя за плечи, смотрю, как Паша обувается и выходит из квартиры, захлопнув за собой дверь.

Беру телефон и набираю Громова. Он отвечает спустя четыре гудка, которые кажутся мне вечностью.

— Слушаю, — доносится из динамика его безэмоциональный