Никто не упоминает слона в комнате, которым является Летти и камеры, и я не могу быть более благодарен этому, хотя это не значит, что она исчезла из моих мыслей.

Она всегда там. И так было всегда.

Но чем меньше я буду думать о последствиях всего этого с Виктором, тем лучше.

Мы до сих пор понятия не имеем, чего он пытался достичь своей маленькой шпионской миссией, так что, думаю, нам остается только надеяться, что он получил то, что ему было нужно, и на какое-то время отвалил.

В моем животе оседает страх того, что бы это ни было, это как-то связано с Ридом и его допросом парней, но я не хочу обсуждать это с ними. Девин сказал мне, что у них проблемы с поставками, в то время как Рид думает, что проблема с поставками здесь, в Мэддисон.

В чем бы ни была проблема, это действительно не мое гребаное дело.

«Вот только он втянул в это дело Летти».

Я вытряхиваю эту мысль из головы, извиняюсь, прежде чем, зевая, направляюсь в постель.

— Знаешь, твоя постель была бы приятной и теплой, если бы ты позволил ей остаться.

— Я бы предпочел спать во дворе, — бормочу я, бросая стакан в раковину на кухне и направляясь к лестнице.

— Ты злой, когда не трахаешься. Ты должен позвонить Лет… Ай! Ради всего святого, прекрати это делать, чувак, — кричит он Эллису.

— Ну, тогда перестань болтать, мать твою. Кейн знает, что делает. И если ему нужно потрахаться, то он, блядь, это сделает без твоих подсказок. Не похоже, что у него нет предложений.

— В отличие от тебя.

— Заткнись на хрен.

Я ухожу, пока они не начали драться, и нам с Девином пришлось бы оттаскивать их друг от друга. У меня нет ни сил, ни терпения на это дерьмо.

Несмотря на усталость, я часами смотрю в потолок, каждый дюйм моего тела болит, как будто я провел день на ринге с Девином или, что еще хуже, с Ридом.

Мне нужно было принять обезболивающие таблетки и позволить им вырубить меня, но я ненавижу отсутствие контроля.

Прокручиваю в голове события дня, вспоминая выражение лица Летти, когда она умоляла меня выслушать ее, позволить ей сказать мне правду.

Но что хорошего может выйти из правды?

Нашего ребенка больше нет, потому что она не сочла его достойным того, чтобы появиться на свет. Не посчитала меня достойным быть его отцом.

Солнце уже почти взошло, когда я, наконец, вырубаюсь, и, когда мой будильник звонит, а затем Эллис заглядывает в комнату, чтобы посмотреть, готов ли я к занятиям, я говорю им обоим заткнуться, поворачиваюсь на другой бок — хотя и медленно — и снова отключаюсь.

Когда просыпаюсь, мне еще больнее, чем когда я очнулся в больнице, и у меня нет выбора, кроме как принять прописанные лекарства, чтобы просто засунуть свою задницу в душ.

Я пропускаю две лекции во вторник, и, поскольку знаю, что в среду у меня нет занятий с Летти, то не могу найти мотивацию, чтобы вытащить себя из постели.

Я, наконец, снова выхожу из дома перед нашим уроком статистики в четверг утром, и, к счастью, к тому времени я начинаю чувствовать себя немного более живым.

Я выхожу вслед за Эллисом из дома, и мое сердце замирает, когда я смотрю на место, где должна быть припаркована моя любимая «Скайлайн».

Она была у меня с пятнадцати лет. Я начал работать на Виктора после того, как наши родители умерли, когда мне было четырнадцать. Всего через пару месяцев после того, как Летти решила, что мой лучший друг — подходящий для нее мальчик. И я откладывал каждый заработанный пенни, чтобы купить эту машину.

Думаю, имеет смысл, что Летти разрушила для меня и ее.

Причины ненавидеть ее продолжают накапливаться.

Я сжимаю пальцы, когда представляю, как снова обхватываю ее горло, как в понедельник. Тогда мне было физически больно это делать, но сегодня я сильнее, а завтра буду еще сильнее.

В следующий раз, когда девушка окажется со мной наедине, ей будет не так легко уйти.

Моя кровь кипит при одной мысли о том, что я хочу с ней сделать. Как хочу заставить ее заплатить, причинить ей боль, наказать ее.

Она может захотеть поговорить, объяснить, попытаться найти выход, но это не то, что произойдет.

Сегодня я не прихожу на занятия рано, и не прячусь в тени. Вместо этого прихожу поздно, чтобы убедиться, что каждый ублюдок в аудитории знает, что я там.

Летти попыталась проигнорировать меня, когда я, наконец, вошел в кабинет статистики, но я чувствовал ее пристальный взгляд, как бы она ни старалась скрыть его, когда проходил мимо, чтобы занять свое место.

Но это ничто по сравнению с нашим дневным занятием, когда Лука и Леон поворачивают свои ненавистные взгляды на меня, как только я вхожу.

Они следят за каждым моим движением, когда я нахожу место, откуда открывается прекрасный вид на них троих, или, что более важно, на руку Луки на бедре Летти.

При виде этого у меня сжимается грудь.

Все тело Луки напряглось, другая его рука на столе сжалась, как будто он готовился бороться за свою девушку.

Пфф. Его девушка.

Он понятия не имеет. Но скоро узнает.

Парень мог проигнорировать следы, которые, уверен, он уже обнаружил на ее теле. Но в следующий раз, черт возьми, я позабочусь, чтобы он знал наверняка, что она моя. Он и все остальные ублюдки.

Потому что Скарлетт Хантер принадлежит мне.

ГЛАВА 7

ЛЕТТИ

Хотела бы я сказать, что занятия под взглядом Кейна, обжигающего мне затылок, проходят проще.

Но это не так.

Вместо того чтобы беспокоиться о том, что он может сделать или сказать дальше, я беспокоюсь о том, что с ним что-то не так. Что врачи пропустили сотрясение мозга или что-то еще, и он вернулся в больницу.

Телефон все время прожигает дыру в моем кармане. Было бы так легко написать ему, спросить, все ли с ним в порядке и не нужно ли ему что-нибудь. Но я уже знаю, что Кейн этого не хочет. Он не собирается мне все упрощать.

Если хочу получить возможность поговорить с ним, мне нужно быть умнее.

— С ним все будет в порядке, — говорит Элла, когда