Артуру Кокрофту, такого подвига было мало. Истинным подвигом он, как бесконечно благородный человек, считал жертву, не стремящуюся к славе. И он решил действовать один, а своего друга Флипа Маккуэла оставить в неведении. И исчез. Он заявил институту космических исследований, что хотел бы первым лететь в космос. Он удивил сотрудников института категорическим требованием — нигде не сообщать о его подвиге.

Какой бы человек на месте мистера Маккуэла, узнав, что запущена ракета на луну и одновременно пропал Артур, не подумал бы, что Артур летит на луну? И он сказал об этом людям. Он ошибся, но ошибся немного: следующая ракета понесла бы на луну его друга.

Военные специалисты признают, что они действительно выполнили бы желание Артура Кокрофта и послали бы его на луну без опубликования в печати его подвига, если бы не проницательный ум мистера Флипа Маккуэла.

Но судьба распорядилась иначе. Артуру Кокрофту суждено было отправиться в другой далекий путь. Высшее существо взяло к себе его душу непосредственно, одному ему принадлежащей властью…».

Джек Уффелрой уверенно выкладывал перед читателями правдоподобную картину, придуманную Антони Ван Силвером и Флипом Маккуэлом. Как видно, не напрасно Флип долго и подробно объяснял Джеку создавшееся положение. С каждой фразой неверующих и сомневающихся было все меньше. Военное министерство, Антони Ван Силвер и Флип Маккуэл даже приобретали особую порядочность и гуманизм.

Но высшей степени убедительности Джек Уффелрой достиг в описании Флипа Маккуэла перед гробом с телом Артура Кокрофта:

«…Мистер Маккуэл вошел в зал бледный, со слезами на глазах. Трудно было видеть горе мужчины, потерявшего единственного замечательного друга. Мистер Маккуэл долго всматривался в лицо покойного и наконец срывающимся шепотом произнес стоявшим около него генералу Ван Силверу, генералу Скоку и другим:

— До чего мне знакомо это лицо! Глядя на него, я представляю себе все эти теперь неподвижные черты живыми и выразительными. Как загорался он, когда говорил о полетах, о космосе! О, боже! Какое горе! Какую глупость я сделал, что отпустил от себя этого человека, взрослого, но с душой юноши!

Лицо мистера Маккуэла отражало внутреннюю борьбу. Он старался казаться мужественным, но невольные слезы, которые он безуспешно старался удержать, выдавали его. Он любовно погладил лоб покойника и сказал:

— Вы напрасно говорили мне, господа, что я не узнаю его: никакой огонь не уничтожит того, что свойственно только лицу Кокрофта. Нет, господа, лицо Кокрофта неповторимо.

И господин Флип Маккуэл возложил венок на гроб своего друга».

В огромном зале, убранном траурными полотнищами, печально играла органная музыка. Флип Маккуэл стоял возле гроба в смиренной позе убитого горем человека. Через зал мимо гроба вереницей проходили люди, желавшие посмотреть на Артура Кокрофта. Они видели обожженное лицо покойника и содрогались от сознания перенесенной этим человеком боли. Они видели Флипа Маккуэла, стоявшего в почтительном молчании над гробом, и думали о странной судьбе этих двух людей.

Флип Маккуэл думал о том, кем был этот человек, обожженное тело которого сунули в гроб предприимчивые военные. Какой-нибудь бродяга, попавший в руки военной полиции, или преступник, приговоренный к казни на электрическом стуле. Но нет, электрический ток обжигает не так. От электрического тока просто парализуется деятельность сердца. Здесь же налицо явный ожог каким-то горящим составом. Вероятнее всего, это какая-нибудь безымянная жертва несчастного случая на улице, взятая из городского морга, или солдат, умерший в военном госпитале.

Этому человеку при жизни и не снилось, что он будет похоронен под чужим именем и с такими почестями. А может быть, вчера-позавчера он еще был жив и завидовал славе Артура Кокрофта, восхищался его подвигом, говорил о нем друзьям. И вот сегодня он сам — Артур Кокрофт.

Знал бы это настоящий Артур Кокрофт! Сейчас он облетает в ракете вокруг Луны и не предполагает, что в эту минуту его с необыкновенной пышностью хоронят здесь, на земле. Что-то он делает там, в небесах? Вероятно, он уже понял, что обречен и ничто не может его спасти. Может быть, он сошел с ума, и сейчас царапает судорожными пальцами скользкое стекло иллюминатора, глядя дикими глазами на покинутую землю. А кругом глухая пустота, неспособная даже передавать звуки. Исступленные звериные крики Артура не слышны даже на расстоянии метра от ракеты. Все звуки тонут в черной прозрачной бездне.

Но, вероятно, он еще в здравом уме: у Артура такая необыкновенная сила воли и хладнокровие. Не зная, что помощники Силвера подложили в ракету мину с часовым механизмом, что он вот-вот взорвется вместе с ракетой, он в эту минуту работает, заполняя ценнейшими для науки сведениями теперь уже бесполезный дневник. У этого чудака, фанатика даже самая последняя мысль будет о том, чтобы сделать что-то полезное для науки.

Артуру не на кого обижаться за свою судьбу: он сам захотел и добился такой участи. Его теперь ничем не спасешь, так не все ли равно для его светлой памяти, что делает Флип. Если погибает Артур, то это не значит, что нужно погибать и ему. Флип хочет жить роскошной, яркой жизнью и будет жить, чего бы это ни стоило.

Благодаря удачно найденному решению Флип Маккуэл снова остается любимцем толпы, человеком, с именем которого все-таки связана мечта человечества о преодолении межпланетного пространства. Он будет продолжать делать деньги и упиваться славой. Теперь уже и будущие запуски ракет не осуществятся без его участия. Он будёт крестным отцом каждой победы в космосе. Кто бы ни запускал ракету, кто бы ни совершал подвиг, в его стране Флип Маккуэл будет олицетворением романтической стороны этой космической эпопеи.

Антони Ван Силвер теперь тоже крепко стоит на ногах. Он держится даже увереннее, чем раньше. Его вес в военном министерстве еще более увеличился. Теперь ему обеспечена прямая дорога военной карьеры.

Он спас репутацию генерального штаба, и сильные люди мира ему благодарны. Все-таки это хорошая идея насчет мины. Взрыв — и от ракеты и ее беспокойного пассажира ничего не останется. Следов преступления никто не найдет, даже в будущем.

Вот и Силвер тоже стоит у гроба и, надо сказать, играет плохо. На его лице больше самодовольства, чем печали. Нельзя же так, выставлять напоказ свой успех. На толпу это производит невыгодное впечатление.

Как бы то ни было, но они теперь друзья. Теперь Тони не будет придумывать способов избавиться от Флипа. Он теперь знает, что Флип всегда поддержит Тони. От таких друзей, как Флип, отказываться глупо.

Скучающим взглядом Флип обводит печально бредущую через зал толпу. И вдруг он видит то, чего никак не