Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сергей замолчал, моё сердце разрывалось на клочки… — Вы ещё не сталкивались с его буйным воображением? — Сергей вскинул на меня взгляд и улыбнулся.
Я мотнула головой:
— Самой пока не довелось, хотя я, конечно, подозреваю и этот талант в вашем сыне. А физик вот рассказывал кое-что…
Моя реплика вызвала лишь короткое оживление во взгляде, похожее на знак вопроса, но Сергей отодвинул возникшую тему на следующий раз и продолжил.
— Потом Егор перестал говорить о матери. Мы думали, всё, вопрос закрыт. Но, когда в школу пошёл, столкнулся с фактом, что у всех есть мамы, а у него нет… Он вдруг занервничал и всё просил: если она умерла, скажите мне честно. Он пытался застичь врасплох то меня, то деда с бабкой… так каверзно формулировал вопросы, что мы вынуждены были всегда быть начеку. — Сергей помолчал. Усмехнулся. — Даже не знаю, почему я так упорствовал, почему не говорил правду?… Мы придумали, что она пропала без вести. Чем, разумеется, только подлили масла в огонь его фантазий. — Он снова усмехнулся. Потом посмотрел на меня серьёзно и по-деловому. — Последние года два тема стала затухать. И вот появились вы.
Я ничего не сказала. Выдержала паузу: не будет ли продолжения? — и спросила:
— Сергей Егорович. Вы… вы часто обнимаете сына?
Он посмотрел на меня удивлённо.
— М-м-м… я не знаю… как-то на этом не концентрировался… Ну, да, бывает иногда… Нет, это нельзя назвать часто.
— Если вы доверяете мне, послушайтесь моего совета… Нет, Сергей Егорович, это настоятельная просьба. При любом удобном… и неудобном случае обнимайте своего ребёнка. И не только ребёнка. Обнимайте своих родителей, друзей… любимого. Нужно как можно больше обниматься, прикасаться друг к другу. — Мой собеседник смотрел на меня с удивлённой улыбкой, не понимая, шучу я или всерьёз. — Вы мне не верите? Спросите у Германа Романовича, он как доктор… как продвинутый доктор должен знать это. По данным эксперимента в одном хосписе, дети, которых обнимали четыре раза в день, нуждались в меньшей дозе обезболивающих… а у тех, кого обнимали более десяти раз, наблюдались случаи ремиссии.
— Вот это да! Никогда бы не подумал, что это может быть правдой. — Сергей Егорович улыбнулся. — Но вам я верю! Спасибо, я положу все силы на выполнение вашего наказа…
Он поднялся с кресла, я последовала его примеру. Он обошёл стол, приблизился ко мне, протянул руку и задержал в ней мою.
— Простите за нескромный вопрос… А вас есть, кому обнимать?
— Нет. — Я опустила голову. — Вы же брали на работу одинокую женщину.
Правда, условия сохранять данный статус на протяжении деловых отношений мне не ставили. Во всяком случае, не оговорили дополнительно — ни письменно, ни устно. Возможно, это подразумевалось само собой? Или хозяин не стал оговаривать этого пункта, думая, что, если мне «за сорок» и я одинока, то это уже навсегда?… Когда-то и я думала — и вполне искренне! — что жизнь входит в колею где-то к двадцати двум годам, а после теряет привлекательность, новизну и превращается в обыденность и даже повинность.
Иногда мне приходила мысль, что, возможно, деловые отношения с одинокой женщиной на почве воспитания ребёнка планировалось перевести в семейные. Но заявитель не задирал бы возрастную планку столь высоко — «старше сорока» — если он рассчитывал на роман, а впоследствии на брак, то и возраст заказал бы соответствующий…
Теперь-то всё встало на свои места, подумала я, и мне показалось, что внутри возникло ощущение потери…
— Тогда я пока этим займусь. Вы не возражаете? — И он обнял меня.
— Нет, не возражаю, — сказала я и тоже обняла его.
Я ощутила волнение. Но только на миг. Вдруг разом пришло ощущение тепла и покоя, словно эти руки обнимали меня всю мою жизнь, сколько я себя помнила…
Я снова едва не расплакалась.
Сергей подал мне плащ. Оделся сам, взял свой стильный портфель и зонт.
Внизу он проводил меня к машине. Из неё вышел Андрей, они обнялись, и Сергей сказал:
— Береги! Понял?
— Понял. — Сказал Андрей и хлопнул его по плечу. — Отдыхайте.
* * *
Андрей предложил мне сесть рядом, впереди.
Какое-то время мы ехали молча.
Я искала ответ на вопрос: почему, для чего Сергей Егорович вызвал меня на разговор в офис, за час до своего отъезда?…
Ничего сверхсрочного, о чём он не мог бы сказать в любое другое время после приезда, в нашем разговоре я не заметила… Поблагодарил меня… Поведал историю сына… Свою историю…
Может, он рассказал мне столь деликатную правду о себе накануне долгого отсутствия с тем расчётом, что, если я не приму данного статус-кво, то у меня будет время подумать, и сформулировать причину ухода?…
Нет, навряд ли он ожидает от меня такого — он же сразу сказал: я уверен, что вы меня поймёте.
Но понять — одно, а принять другое…
Выдал деньги, сделал распоряжение о зимней одежде Егора… Но за всем этим не обязательно было вызывать меня в срочном порядке в офис…
Как же я упустила!.. Сергей вызывал меня, чтобы рассказать о просьбе Егора! «Папа, женись на Марине Андреевне, я хочу, чтобы она стала моей мамой»…
Вот что!.. Это уже после были детство Егора, юность Сергея и отчаянное: «я не знаю, как мне быть»…
И тут я вспомнила! Сегодня снилась мама.
Мама, словно ангел, всегда предупреждает меня о предстоящих значимых событиях. Я, правда, не сразу научилась распознавать эти сигналы, а когда научилась, то всякий раз благодарила её. Впрочем, об этом можно написать книгу. Что я когда-нибудь, возможно, и сделаю.
Мама читала какое-то письмо и всё приговаривала: «ну надо же!., ну надо же!..
Ну надо же!..
* * *
— Босс вас чем-то озадачил? — Спросил Андрей.
— Вы ведь давние друзья? — Ответила я вопросом.
— Вы ведь знаете, — сказал он с улыбкой.
— Тогда, уверена, вы в курсе, о чём мы говорили.
Андрей засмеялся:
— Да, психология — это серьёзно…
Потом спросил:
— Не хотите поговорить?
— Хочу. — Сказала я. — Даже очень хочу. Только не сейчас, хорошо?
— Хорошо, — сказал он. — У нас есть время?
— К ужину нужно вернуться. Сейчас половина шестого… Час с лишним у нас есть.
— Тогда поедем, проветримся. Не возражаете?
— С удовольствием.
Свернув с кольцевой невдалеке от поворота на наш посёлок, машина ехала среди леса по просёлочной дороге. Дорога вышла к озеру.
Мы побрели по берегу. Стояла редкая тишина — ни ветерка, ни