Наконец, на что-то решившись, он громко шлепнул тяжелой ладонью по столу и выдохнул:

– Пишите, товарищ генерал!

– Что писать? – опешил совершенно сбитый с толку Ивлев.

– Фамилию мою вписывайте в боевое распоряжение.

– Фамилию?! Вот ни хрена себе! Что-то с тобой, брат, трудновато становится работать!.. То на пенсию, то в боевое распоряжение… Ты бы уж определился – дело-то нешуточное… – ворчливо удивлялся тот, усаживаясь на место, водружая на нос очки и закапываясь в ворохе бумаг.

Но теперь он не собирался скрывать своего довольства – если предстоящую операцию возглавит опытный Барклай, появится реальный шанс на ее успешное завершение.

– Так ты объяснишь мне, старому дурню, что же так резко повлияло на твое решение? – с дружеской сварливостью посматривал начальник разведки поверх роговой оправы очков. – А то я, понимаешь, битый час его уговаривал и все бестолково; а тут увидал фамилию какого-то летуна и враз согласился.

– Жизнью я этому летуну обязан, Павел Андреевич. Он нас тогда троих в самый последний момент из лап Араба вытащил, рискуя собственной головой.

– А-а… это в последний-то раз – в сентябре!.. Ясно. Тогда вопросов больше нет, – кивнул генерал и стал негромко пояснять, что-то быстро заполняя в отпечатанной на стандартном листке форме: – Боевое распоряжение для твоей группы мы подготовим к завтрашнему утру. Вертолет Скопцова не вернулся с боевого задания – упал в море где-то неподалеку от Абхазского побережья…

– Про катастрофу вертолета я слышал, но не знал, кто его пилотировал.

– Данными о том, что кто-то из экипажа остался жив – мы не располагаем. Есть лишь предположения, догадки – там неподалеку парочка грузинских военных кораблей курсировала. Поэтому, не мешало бы проверить, убедиться…

Развернув и подвинув к подполковнику карту, он очертил карандашом небольшой район в северной Грузии.

– Здесь по данным аэрокосмической разведки находится непонятное поселение, похожее на лагерь военнопленных. Сюда тебе и предстоит наведаться, аккуратно последить, выяснить и, при наличии положительного результата, принять нужное решение.

– Ясно, – кивнул тот.

– Вылет группы, скорее всего, завтра во второй половине дня. Собраться успеешь?

– Не проблема.

– Задание нелегкое – предупреждаю сразу. К тому же на чужой территории. Если, не дай бог, что случится – тебя и твоих орлов там никогда не было. Понял? Ну, а ежели кто попадется…

– Понятно. Не в первой.

– Нет, Сева, такого задания я не припомню. Поэтому… коль не получится его выполнить – строго на взыщу. В общем, слушай меня внимательно…

И, отодвинув в сторону карту с писаниной, он принялся обстоятельно объяснять тонкости разработанной его управлением операции…

* * *

За ночь Ивлев позвонил трижды, поторапливая Барклая со сборами и стартом. Потому вместо запланированного на следующие сутки вечернего вылета, группа прибыла на аэродром ранним, морозным утром.

«Лесорубов» в кабине находилось ровно двенадцать. Именно так называли местные авиаторы своих соседей – спецназовцев, и именно столько их насчитал второй пилот, руководивший посадкой и размещением пассажиров в десантном отсеке вертолета. В соответствие с должностными обязанностями Серега – молодой лейтенант, отвечал так же и за проведение инструктажа на всякие «пожарные» случаи в полете. Однако ж никто и никогда этих умных фраз, прописанных в инструкции экипажу, из уст правых летчиков или бортовых техников не слыхивал. «Хрен они че поймут… – ворчали те, усаживаясь в пилотской кабине и застегивая на груди ремни парашютов. – Вы посмотрите на них! Ни ума, ни мыслей, ни проблеска интеллекта. Одна злоба, мускулы, да навороченное оружие неизвестной конструкции».

И вот уже с четверть часа рослые, плечистые и отлично экипированные парни в пятнистой форме сидели вдоль правого борта на откидных сиденьях. Сидели, молчали и терпеливо ждали высадки в заданном районе…

Возглавлял группу, в составе которой были и капитан Терентьев, и лейтенант Кравец, подполковник Барклай. Весть о его увольнении давно разнеслась по гарнизону «Южный», и тем удивительнее для подчиненных стало внезапное решение ветерана отметиться в горячей точке еще разок. Скоро их удивление сменилось радостью – старый, проверенный и надежный командир всегда лучше, чем любой новый. Пусть семи пядей во лбу, но не знакомый…

Всеволод как всегда устроился рядом с переборкой, отделявшей грузовую кабину от пилотской, прямо напротив выходной дверки. Колени привычно сжимали стоящий вертикально автомат; мысли то и дело возвращались к единственно любимой женщине…

Барклай не был героем в отношениях со слабым полом – вечно стеснялся ляпнуть чего-нибудь эдакое… из лексикона своих орлов; опередить события или, напротив – чего-то недосказать, недоделать. И с ней, по мере укрепления отношений, вел себя сдержанно, долго не веруя, что неотразимая особа одарит серьезным вниманием; что встречи с ним – не прихоть скучающей и уставшей от роскоши светской красавицы, а следствие зародившегося ЧУВСТВА.

Однако чувство к простоватому, сильному мужчине, на висках которого уж пробивалась седина, вероятно, все ж имелось и становилось с каждым днем очевидней. То ли Виктория устала от общества инфантильного, изнеженного офисной стерильностью мужа; то ли до боли ощущала нехватку чего-то важного в жизни. И этим важным внезапно повеяло от нового знакомства…

Всеволод не ведал причин, побуждавших девушку мчаться к нему на свидания, или звонить в штаб бригады – разыскивать, подчиняясь простому желанию услышать его голос. Удивленно улыбаясь радостному осознанию, что стал вдруг кому-то необходим, он и сам с радостью приходил к ней в кабинет, ехал в центр небольшого городка на свидание, или готов был болтать с ней о чем угодно по телефону в любое время суток.

Постепенно и его симпатия переросла в глубокое, изумляющее новизной чувство. Он мог поклясться, что такого ощущения не испытывал даже к бывшей жене – ни до того как они стали супругами, ни после. Видать, дорос до настоящей любви лишь к своим сорока…

Потом случилась легкая заминка с мужем Вики. Банкир очнулся, занервничал, внезапно догадавшись: сероглазая куколка, всегда удобно пребывавшая под боком, неизменно встречавшая вечерами и кормившая вкусными ужинами, ускользает, перестает быть его собственностью.

В тот день Барклай прогуливался с ненаглядной Викторией, бережно держа ее под руку, слушая беспечное щебетание… Внезапно четверо молодцов, выскочив из тормознувшей рядом иномарки, окружили; с недобрыми взглядами подошли вплотную; оттеснили, перепугано умолкшую девушку.

Спецназовец ухмыльнулся и, долго не раздумывая, двинулся на парней – плевать ему было, кто они такие, по чьей наводке появились, чего хотят. Не дожидаясь объяснений, он сходу уложил правой «пивной кружкой» ближайшего; с разворота опрокинул жутким ударом ноги второго… Двое других отпрыгнули в разные стороны; тот что был заводилой, недоуменно крикнул: