свою с трудом завоеванную независимость – возможно, вместе с независимостью Англии. Многие считали, что до тех пор, пока Елизавета I одинока, Англия будет оставаться слабой и продолжит страдать от ожесточенных религиозных распрей. Ситуация выглядела крайне неустойчиво. Но Елизавета смотрела на дело иначе.

Ее решимость стала очевидной для всех, когда она организовала церковное соглашение, официально вернувшее в Англию протестантизм. Отныне молитвы и богослужения должны были совершаться на английском языке, а не на латыни. «Книга общих молитв» стала одним из краеугольных камней богослужебной практики. Совершение римско-католической мессы было запрещено законом, но это не означало, что вне закона объявлено католичество как таковое. Елизавета благоразумно оставила за католиками право демонстрировать свои символы, такие как крест и облачения священнослужителей, несмотря на настойчивые возражения со стороны пуритан – той части английских протестантов, которые стремились полностью очистить англиканскую церковь от католических обрядов. Кроме того, став королевой, Елизавета столкнулась еще с одной огромной задачей: ей предстояло привести в порядок финансы Англии.

В 1558 г., взойдя на престол, Елизавета унаследовала долг размером в 227 000 фунтов стерлингов. Банка Англии, который мог бы предоставить ей кредит, еще не существовало – он возник только в 1694 г., во время следующего долгового кризиса. Широкое обращение банкнот должно было начаться примерно через сто лет. Во времена Елизаветы деньгами считались драгоценные камни, металлы и монеты, и Англия на тот момент была должна более 100 000 фунтов стерлингов Антверпенской бирже, старейшей фондовой бирже в Европе и центральному звену мировой экономики. Хуже того, Антверпен взимал процентную ставку в размере 14 процентов.

В начале правления Елизаветы ее советником был Томас Грешем, необыкновенно богатый и успешный торговец и финансист, прославившийся прежде всего как автор «закона Грешема», гласившего, что плохие деньги всегда вытесняют хорошие деньги – иначе говоря, рынок постепенно наводняется дешевой валютой. Возможно, Грешем на самом деле никогда не говорил ничего подобного, но, так или иначе, теперь этот принцип неразрывно связан с его именем. Грешем сразу ясно дал Елизавете понять, что ее отец, Генрих VIII, имел крайне дурной кредитный рейтинг у европейских ростовщиков именно из-за своей привычки обесценивать монеты: при нем плохие деньги вытесняли хорошие. Грешем предупредил Елизавету, что устаревшие принципы регулирования тормозят всю финансовую систему Англии. В 1560 г. он призвал Уильяма Сесила, лорда Берли, провести реформы, которые откроют возможности для рыночного роста. Если королеве нужно занять денег – а ей, разумеется, это требовалось, – она могла найти их внутри страны, вместо того чтобы выпрашивать ссуды за границей. Грешем считал, что английской королеве не подобает обращаться к ростовщикам по всей Европе, и если она решит этот вопрос внутри страны, то без внешних займов удастся обойтись. Потребовалось десять лет, чтобы совет Грешема претворился в жизнь – в 1571 г. Англия начала реформировать законы о ростовщичестве, сделав шаг, который Грешем считал жизненно необходимым для внутренней финансовой модернизации. Примечательно, что уже в 1574 г. Елизавета I объявила, что больше не имеет долгов. Когда ей нужны были деньги, она набирала столько кредитов, сколько могла, внутри страны. Ей, как королеве, было легко это устроить. Отказ дать кредит в «национальных интересах» считался крайне непатриотичным. Кроме того, эта схема подразумевала, что заимодавцев можно легко контролировать. Вдобавок сведения о таких кредитах можно было засекретить.

Но даже если сама Елизавета распоряжалась деньгами вполне благоразумно, устойчивому улучшению финансового положения Англии мешало отсутствие развитой финансовой системы. Королева выступала против повышения налогов, опасаясь, что это оттолкнет от нее тех, чью поддержку она хотела сохранить. Деньги королеве также выделял парламент. Эти средства собирали местные дворяне, но мало кто верил, что сумма, собранная на местах, доезжала до Лондона в целости и сохранности. Положение осложнял тот факт, что богатые подданные имели право самостоятельно определять размеры своего вклада, и многие открыто признавали, что выделяемые суммы далеко не пропорциональны размерам их состояния. Но Елизавете нужно было, чтобы эти люди оставались на ее стороне, поэтому она никак не пыталась исправить ситуацию. Возможно, королева могла бы изменить сложившееся положение, если бы имела в своем распоряжении эффективный бюрократический аппарат, – но она его не имела.

Англия и Уэльс по-прежнему страдали от стихийных бедствий. После того как в 1590-х гг. череда неурожаев подорвала экономику страны, Елизавете все же пришлось занимать деньги у финансистов. В 1600 г. корона оценила свои внутренние и зарубежные расходы в 459 840 фунтов стерлингов – большая часть этой суммы ушла в Ирландию. Вклад Англии в Нидерланды составил всего 25 000 фунтов стерлингов. При этом доходы королевы за 1600 год оценивались в 374 000 фунтов стерлингов – таким образом, ей недоставало еще 86 000 фунтов стерлингов.

Некоторые общественные группы, например члены компании «Купцов-авантюристов» (Merchant Adventurers), по-настоящему преуспевали в правление Елизаветы I. Но именно эти люди препятствовали давно назревшей фискальной реформе, поскольку их полностью устраивала существующая система. Больше всего страдали бедняки. Цены на продукты постепенно выросли примерно на 75 процентов, но заработки сельскохозяйственных рабочих за тот же период резко упали. Те, у кого была работа, едва могли позволить себе купить еду, а безработные попросту голодали.

Уже через три года после начала Елизаветинская эпоха едва не закончилась. 10 октября 1562 г. двадцатидевятилетняя королева почувствовала недомогание. В этот момент она находилась во дворце Хэмптон-Корт – огромном здании близ Лондона, которое построил кардинал Вулси. Поначалу казалось, что она всего лишь простудилась, но затем у нее начался сильный жар, а на коже появились волдыри. Ее Величество заразилась оспой (вариолой) – тяжелой болезнью, вероятность летального исхода при которой составляла 30 процентов (в Англии ее называли малой оспой (smallpox), чтобы отличать от зловещего родича – большой оспы, или сифилиса). Вакцину от оспы Эдуард Дженнер изобрел только в 1796 г., и в отсутствие других надежных средств Елизавету I подвергли так называемому красному лечению, описанному в XIII в. Гилбертом Английским в энциклопедии «Медицинский компендиум». Королеву заворачивали в красное покрывало, поскольку красный свет предположительно мог ослабить и устранить оспу. Кроме этого оставалось только молиться и соблюдать карантин – ни о каком другом лечении речи не шло. Те, кому удавалось пережить 12 дней болезни, обычно выздоравливали, хотя у них на всю жизнь оставались мелкие уродливые шрамы. Именно так произошло и с Елизаветой. После этого она всегда густо покрывала лицо свинцовыми белилами, чтобы скрыть следы оспы. Она стыдилась этого изъяна и решительно изгоняла всякого, кто пытался вторгнуться в ее личное пространство. Каждому, в том числе и потенциальным мужьям, следовало держаться на приличном расстоянии.

Болезнь королевы послужила сигналом для тех, кто желал ее свержения. Трое заговорщиков, попавших под влияние католического духовидца, предсказавшего неминуемую смерть Елизаветы I, были быстро пойманы, преданы суду, признаны